— Вот еще! На фиг нужно! — подает голос Стаська.
— Слушай, Стася, — говорит после недолгого молчания Алина, — хочешь, я познакомлю тебя с моей племянницей? Она твоя ровесница, может, тебе с ней веселее будет, чем с нами, старичками?
— Можно, — не слишком охотно отвечает Стаська.
— Ее зовут Нилли, у нее машина, покатаетесь, она тебя познакомит со своими друзьями.
— Можно, — опять роняет Стаська. Между тем мы, миновав бесконечно длинный мост, выезжаем из Сан-Франсиско.
— Ну вот, смотри, твои холмы вожделенные, — говорю я.
— Ага, — откликается она.
Кругом действительно очень красиво. Пейзаж на удивление мирный, и вдоль дороги часто попадаются высокие деревья в желтом цвету.
— Что это? — спрашиваю я.
— Мимоза, — усмехается Алина. — В Москве по-прежнему ею торгуют?
— Ну конечно. Надо же, я никогда не видела мимозу в природе.
— А здесь ее никто не рвет. Обратите внимание, Леокадия Петровна, какая тут чистота. Природа не загажена…
— Да-да, я вижу.
Стаська сидит почти спиной к матери, пялится в окно, а та затихла в уголке. Что-то тут не так. И пока ни слова ни о женихе, ни о свадьбе. У меня начинает болеть сердце.
— А вот и наша улица! — вдруг объявляет Ариадна. — Тут у нас чудный воздух.
Улица зеленая, аккуратные домики, все двухэтажные, почти одинаковые, с ребристыми стенками гаражей на первом плане. Никаких оград, кустики, цветочки. На многих домах вывешен американский флаг. Алина тормозит у одного из домов. Ребристая стена поднимается, и мы въезжаем в гараж, рассчитанный на две машины. В гараже идеальный порядок. Я замечаю два холодильника.
— Ну вот мы и дома! — возвещает Ариадна. Она выскакивает из машины. Видимо, здесь ей легче, дома и стены помогают.
Алина и Стаська выгружают чемоданы, а Ариадна ключом открывает дверь.
— Мамочка, входи!
В небольшом коридорчике я сразу натыкаюсь на две стиральные машины.
— Зачем тебе две машины? — спрашиваю я.
— Одна это сушка. Мы тут не вешаем белье. Сушим… Идем, мама!
Она берет меня за руку и почти тащит за собой.
— Вот! — говорит она с облегчением и торжеством одновременно.
Я сразу охватываю взглядом очень просторное помещение, в центре которого деревянная лестница. Справа гостиная с огромным диваном, камином и высокой стеклянной дверью, ведущей в крохотный дворик, где стоят растения в кадках, маленький стол и два креслица. Слева кухня, позади гостиная, и все это без перегородок. Но ощущение простора, воздуха и уюта поднимают настроение.
— Адька, какая красота!
— Да, не хило! — раздается сзади голос Стаськи.
— Мамочка, Алина покажет тебе твою комнату, а я Стаську отведу наверх.
— Я тоже хочу посмотреть второй этаж!
— Успеете еще! — смеется Алина. — Которая тут ваша сумка?
И она ведет меня обратно в коридорчик.
— Вот тут ваш личный санузел, как говорили раньше на благословенной родине. А вот и ваша комната.
Комната прелестная, с удобной широкой кроватью, и на тумбочке стоит мисочка с миндалем. Надо же, она помнит, что я всегда обожала соленый миндаль.
— Ну вот, вы располагайтесь…
— Алина, умоляю, что-то случилось? Свадьбы не будет?
— Ой, Леокадия Петровна… пусть она сама вам расскажет… Она просто убита, а я вам честно скажу, я даже рада. На мой взгляд, он ей не пара. Только сделайте вид, что не знаете…
— Что значит не знаю? Я же сама догадалась. Боже мой, бедная девочка! Она любила его?
Но в этот момент раздался стук каблуков.
— Мама, где ты? О, мамочка, тебе нравится твоя комната? Мама, я не знаю, как мне быть со Стаськой… Она такая взрослая и такая… чужая… — добавила она еле слышно.
— Все, я ухожу! — заявила Алина. — До встречи, Леокадия Петровна.
— Алиночка, спасибо тебе! Может, поужинаешь сегодня с нами? — робко спросила Ариадна.
— Как-нибудь в другой раз, спасибо. Все! Пока!
Она ушла.
— Мама…
— Что там Стаська делает?
— Сказала, что хочет принять душ и полежать… Ты, наверное, тоже, да, мама? Господи, как приятно произносить слово «мама»…
— Адя, скажи, свадьбы не будет?
Она вспыхнула.
— Откуда ты знаешь? Алина трепанулась?
— Нет, я догадалась… я же вижу, в каком ты состоянии.
— Ничего, мамочка, я даже рада… Может, оно и к лучшему, зато я смогу больше времени уделять вам. Мама, я почему-то ее боюсь… Она такая холодная, чужая…
— А чего ты ждала? — Я вдруг ощутила смертельную усталость.
— Ну я надеялась, что она повзрослела… Мама, тебе меня совсем не жалко?
— Ты его любила?
— Ах, откуда я знаю? Я столько раз была уверена, что это любовь… Я ничего не знаю… Но мечты мои рухнули… В этот раз мне уже казалось, что все получится, и вот видишь… Он еще и Лютика забрал…. Лютик — это йоркширский терьер. Но я даже рада… с ним было столько возни, каждый день надо его чесать… Мамочка, ты не голодная?
— Да нет пока…
— У меня на семь часов заказан столик в ресторане.
— Зачем в ресторане?
— Ну, тут принято. И потом, это очень хороший ресторан, я думала, вам будет приятно и интересно.
— Ну конечно, Адечка. Скажи мне, зачем ты нос переделала?
— Захотелось… А разве так не лучше?
— Ты мне и с тем носом нравилась. Это твой женишок захотел?
— Нет, я сама… Мне казалось, если я изменю лицо, то и жизнь как-то изменится…. Мама, ты скажи Стаське, что свадьбы не будет, ладно?
— Почему ты сама ей не скажешь?
— Я ее боюсь. У нее такие глаза… враждебные, недобрые… Я боюсь, она будет торжествовать.
— Ну, это вряд ли… По-моему, лучше тебе ей сказать. Вот пойди сейчас к ней и скажи. Как мать дочери. Надо же вам самим учиться разговаривать друг с другом.
— Ты думаешь?
— Я уверена. Иди-иди, не бойся! А я пока тоже душ приму.
— Мамочка, дай я тебя поцелую.
Она прижалась ко мне, уткнулась носом в шею, как в детстве.
— Господи, мамочка, прости меня, дуру набитую.
— Я-то прошу… Считай, уже простила.
— А она не простит? — вскинулась Адька.
— Ее прощение так легко не получишь, но пытаться все равно надо.
