— Бейер не говорит ничего.
— Мой клиент поразговорчивей.
Винтер вспомнил силуэт на парковке. Он успел пообщаться со свидетелем всего несколько секунд и передал его Рингмару.
— И что он сообщил?
— Он держит машину на парковке.
— А чем он там занимался в три утра?
— Говорит, был на вечеринке в Хеленевике. Выпил, говорит, пару лишних рюмок и побоялся въезжать в город — решил остаться на парковке и вздремнуть, чтобы спирт выветрился.
— Это он и мне сказал…
— Утверждает, что это правда.
— А ты попросил его дыхнуть в трубочку?
— Сразу же. Он пил, но к моменту пробы осталось совсем немного. Уже никто бы его не задержал за пьяное вождение.
— Хорошо… И что он говорит? Что он видел?
— Он уже начал дремать, но захотел помочиться. Пошел к канаве и заметил ее.
— Как?
— Говорит, поссать не успел — вижу, что-то лежит. Подошел поближе и… сразу позвонил нам по мобильнику.
— Надо проверить звонок.
— Само собой.
— А во сколько это было?
— Без четверти четыре. Примерно. Если хочешь, позвони в ОПС,[5] они тебе скажут точно.
— А больше он ничего не видел?
— Нет. Никто ни проходил, не приходил, не уходил, не пробегал, не убегал.
— А остальные машины?
— Занимаемся.
— Утренняя молитва переносится на полчаса.
— Собрать всех?
— Всех. Это ты хорошо сказал — всех. Всех-всех.
Он вернулся в прозекторскую. Женщина на столе так и оставалась безымянной. В большинстве случаев имя убитого выясняется сразу или почти сразу; от этого, конечно, событие не становится менее отвратительным, но по крайней мере для жертвы все ужасы уже позади, и живые могут похоронить своих мертвых.
— Хорошие зубы, — сказала Пиа. — Не идеально белые, но в отличном состоянии.
— Остается надеться, что кто-то заявит об исчезновении… Пожалуйста, пришли мне протокол как можно быстрее.
— Как всегда.
— Ты молодец, Пиа. Замечательно работаешь.
— Такие комплименты вызывают у меня подозрения.
Винтер промолчал и пошел к двери. Он хотел пить и почему-то очень устал.
— А что ты делаешь вечером, Эрик? — Вопрос Пии догнал его уже на выходе.
Он остановился и поглядел на нее. Она приводила в порядок стол.
— Я-то полагал, ты опять замужем, или как это у вас называется…
— Все пошло псу под хвост. Опять, как ты говоришь.
— Не думаю, что…
— Нет, конечно. — Она не дала ему закончить фразу. — Забудь. Ты прав. Да я и спросила больше для того, чтобы ты не закапывался в это дело по уши. Наберись сил.
— Вечером буду спать и разговаривать с Ангелой о будущем, — ответил он на уже снятый вопрос. — И размышлять об этой девице.
— И еще одно… чтобы тебе хватило тем для раздумий. Она не девица. Рожала. Может, даже не раз.
— У нее есть дети?
— А вот этого я сказать не могу. Не знаю, как обстоит дело сейчас, но она рожала.
— Когда?
— И этого не скажу. По крайней мере пока. Но это хорошо заметно по ее…
— Не надо деталей, — сказал Винтер. — Потом.
Ему стало не по себе. Где-то есть ее дети. Это может помочь следствию, или же… Думать об этом не хотелось.
7
Начальник охраны обмахивался сложенным вдвое бланком, который вполне мог быть «Протоколом следствия по делу о тяжком преступлении». Подобные бланки валялись повсюду, и в ближайшие дни на его девственно-чистом, натертом до блеска столе появится целый сугроб таких бумажек.
В коридоре для ожидающих пахло солнцем и потом, а справа — перегаром. Какой-то шутник повесил рядом с объявлением о вакантных местах в уголовной полиции плакат: море и пальмы. Под зазывным тропическим пейзажем спал парень с открытым ртом, из которого на подлокотник кресла непрерывной струйкой стекала слюна. Похоже на фокус. «Мог бы выступать с этим номером», — подумал Винтер, входя в лифт, и нажал кнопку третьего этажа, где находился его кабинет.
Закрыв за собой дверь, он с отвращением провел рукой по лицу — щетина начала раздражать. Он словно очнулся по дороге из больницы в управление. Две химические субстанции в его организме затеяли соревнование, кто кого: адреналин в крови и пот на спине. Дело было необычным. Он чувствовал это, но объяснить не смог бы. Знакомое волнение. Впереди месяцы работы.
Не находя себе места, он пошел в комнату отдыха. Еще из коридора Винтер учуял запах только что сваренного кофе. Он налил полную кружку и посмотрел в окно — утро уже полностью вступило в свои права. Машины медленно двигались в пробке, похожие на чешуйки гигантского разноцветного ящера. Термометр за окном так и остановился на цифре «27». Винтер взглянул на часы — всего-то двадцать минут девятого. «Купальный сезон для меня закончился», — подумал он и огорчился.
Комната для совещаний постепенно заполнялась народом. У приехавших с места преступления вид был довольно помятый. Остальные нетерпеливо ждали информацию. Чувство это можно было бы назвать предвкушением, но слово, конечно же, неуместное. Рингмар уже написал на белой доске «визуальные данные». Винтер крутил ручку в руках и думал, как поточнее определить настроение собравшихся. Естественно, не предвкушение — чего там предвкушать? Это было… словно белый, неисписанный лист бумаги… Он по крайней мере надеялся, что их профессионализма хватит, чтобы не наделать ошибок в самом начале. Он всегда на это надеялся.
«После летних каникул мы увиделись снова», — мысленно напел он на мотив какого-то танго и нарисовал большой «X» на доске.
— Неизвестная женщина, около тридцати, по-видимому, удушение, найдена между половиной четвертого и без четверти четыре утра свидетелем, с которым мы еще поговорим сегодня, чуть позже, — сказал он и перевел дыхание. — Никаких подозрений в его адрес нет, но кто знает…
— Как он связался с полицией? По мобильнику? — спросила Сара Хеландер.
— Да, — кивнул Рингмар.
— Могу продолжать? — Винтер посмотрел на свой «X», взял фломастер и начал набрасывать эскиз,
