Сколько обманывал мир земной ищущих наслаждения! Скольких убил без отмщения! Упавшего — на ноги не поставил, никого от гибели не избавил, от болезни не излечил, мучений не облегчил.
Заплакал он о ранее совершенных грехах и сожалел об оставляемых в мире благах, когда уже не было пользы от слез и молений, а извинения не принесли облегчения.
До каких же пор ты будешь земные нужды заплатами будущей жизни латать и собственные желания как верблюда седлать? Я вижу, ты в своих убеждениях слаб, жизни земной покорный раб! Неужели такой приказ был тебе Богом дан? Неужели это заповедал святой Коран?
Я спросил у одного из присутствовавших:
— Кто это?
Он ответил:
— Чужеземец, который явился неизвестно откуда, и я его не знаю. Впрочем, не следует торопиться: к концу его речи, может быть, все прояснится.
Я стал ждать, а проповедник тем временем подошел к концу речи и завершил ее так:
— Украшайте знание делом, благодарите Божье могущество за прощение и придерживайтесь чистоты ради спасения. Оставьте тревоги, Бог простит мне и вам.
Затем он хотел уйти, а я пошел за ним и спросил:
— Кто ты, о шейх?
Он ответил:
— Хвала Богу, мало того, что ты считаешь, будто внешность моя переменилась, так ты еще делаешь вид, что мы незнакомы! Я — Абу-л-Фатх Александриец.
Я сказал:
— Храни тебя Бог, откуда эти седины?
Он ответил:
АСВАДСКАЯ МАКАМА
(двадцать седьмая)
На меня пало подозрение в краже денег, и бежал я — изгой отныне, — долго скитался по пустыне и вдруг на месте ровном и гладком увидел палатку. Мальчишки у самой палатки играли — кучки песка разгребали. Один из них то и дело произносил стихи, подходящие к случаю, но так хорошо отделанные, что не верилось, будто мальчик их тут же придумывает сам. Мне показалось, он не таков, чтобы сразу столько соткать стихов, и я спросил его:
— Эй, мальчик, ты сам стихи сочиняешь или чужие на память читаешь?