А с веранды пахнет яблоками, грибами.— Разве это грибы? одни сыроежки…и малиновое варенье запиваешь губамиодной реснитчатой белоснежки.VII…и вообще, моя фамилия не такая,а что-то на «Ч» или «Т», но я не помню…я у вас тут живу… вам потакаю…незаметно живу, скромно.Говорю втихаря стихами,их никто не слышит: я — не читаю,а потом они стихают… стихают…и обрываются на дороге умиранья.VIIIЯ держал свой череп одной рукой,я глаза заслонял от света в сабвее.То же делал в стекле человек другой,человек прозрачнее и бледнее.Я-то знаю, что я моложе его —борода темна, и не так печален.Я пишу стихи, а он — ничего,то он явится, то — отчалил.«Говорящее правду стекло» соврёт,как часы, всегда забегают.Я-то знаю, кто я, он лезет вперёд,борода седая, а неприкаян.Неприятен холодный его апломб.Вон глядит, усмехаясь, бельма таращит.Это его в земляной сугроб,через сколько-то там оттащат.У поэтов другая, вообще, судьба, —я в скрижали чёркаю.И рука моя подпирает лбакостяной небосвод, долетевший сюда, как Чкалов.
* * *
Твои глаза над буквами смеркаются.На кухне кран поломанный сморкается.Побелку стен изъела язва времени,которое проходит вне меня.Так всё меняется сполошно, сумрачно,из Змей Горыныча и Рябы Курочкитакие крапчатые яйца выпали,что знали б загодя — корзин надыбали.На подоконнике цветочек аленький,в ногах дрожит котяра маленький,завладевает ночь глубокаятобой и мной, голубоокая.Так начинаются ночные странствия.Прощай наш дом, глухая станция.По семафорам звёзд над крышамиуходят трое в путь надышанный.