— Какому счастливому случаю обязан я, что вижу тебя, Дебора? — произнес он.
— Вовсе не случай, папа, а мне нужно поговорить с вами о серьезных вещах, — ответила Дебора, и, заметив удивленный взгляд мистера Токсона, поспешила добавить, — я должна вам сделать выговор, который вы вполне заслуживаете. Я долго искала случая упрекнуть вас, папа, за то, что вы не имеете доверия к вашей дочери. Не говоря уже о том, что вы настолько поглощены своими работами, что я вас почти совершенно не вижу. Вы стали недоверчивы и скрытны, чего раньше за вами я не замечала.
Мистер Токсон жестом остановил дочь.
— Ты несправедлива, дорогая Дебора, ты прекрасно знаешь, что я в тебе столько же уверен, как и в самом себе. Разве не ты узнавала первой о моих открытиях и изобретениях?
Дебора покачала головой.
— Да, — сказала она, — так было до последнего времени. За исключением последних работ, я была au courant всех ваших изобретений, касающихся средств наркотических и притупляющих боль. Да, вот я вижу в этом полуоткрытом ящике вашего бюро коробочку с темными лепешками: это снотворное вещество, открытое вами и испробованное нами обоими.
— О, это величайшее открытие! — прервал дочь Токсон. Глаза его заблестели. Одна таблетка этого вещества погружает самого сильного и крепкого мужчину в пятнадцати — или, по крайней мере, девятидневный летаргический сон со всеми признаками смерти: пульс перестает биться, сердце почти тоже, дыхание едва заметно, — и несмотря на все, это наркотическое вещество не причиняет ни малейшего вреда для здоровья, когда период сна проходит, человек возвращается к жизни, розовый и свежий, как только что пробудившееся дитя.
— А затем, — продолжала Дебора, не обращая внимания на воодушевление ученого, — вы, изучал взрывчатые вещества, открыли новое, названное в честь изобретателя «токсонитом», и превосходящее все доселе известные взрывчатые смеси, как-то: мелинит, динамит, пироксилин, гремучее серебро…
— Ты видишь, следовательно, — остановил Токсон свою дочь, — что была в курсе моих открытий. И, говоря справедливо, заслуживала этого, потому что ты также тверда, как и твои нервы. Ты свободна от суеверных страхов твоего пола и тебя можно, без боязни поразить твое воображение чем — либо неприятным, посвящать во все исследования и опыты, которые показались бы ужасными более нервной и слабой женщине, чем ты. Я справедлив, ты видишь… И в доказательство того, что я нисколько не переменился в отношении тебя, я сейчас сообщу тебе об одном моем недавнем изобретении, открытии маловероятном, которым закончились все мои труды по некробиологии.
Было очевидно, что мистер Токсон ловким оборотом разговора хотел избежать следующих заслуженных упреков.
Некробиология была самой любимой наукой Токсона, которой он занимался с давних пор, о чем знала Дебора.
Согласно теории мистера Токсона, смерти не существует, по крайней мере, с научной точки зрения. Всякое живое существо претерпевало только временную остановку жизни. То, что мы считаем смертью, есть, по его теории, не что иное, как промежуточное состояние, из которого индивидуум может быть выведен тем или другим средством, достаточно сильным, чтобы повлиять на организм, готовый к разложению. В уме мистер Токсон давно отыскал такое средство: чудесная сила, послушная воле человека и вместе с тем страшная, легко объясняемая и таинственная, применение которой оказывает столь многочисленные услуги науке и человечеству, — и эта сила, не трудно угадать, есть электричество.
Мисс Дебора прекрасно поняла тактику своего отца, однако не могла не заинтересоваться тем, о чем собирался он ей сообщить.
— Посмотрим же, дорогой папа, открытие, о котором вы говорите!
— Это открытие, — продолжал изобретатель, — касается физиологического действия электричества, точнее — применения его при присуждении преступников к смертной казни, одним словом казни через электричество, и…
— Фи! Какая мерзкая вещь, — произнесла молодая девушка с гримасой.
— В науке нет мерзких вещей, дорогое дитя. Конечно, как все глубокомыслящие люди и, осмелюсь прибавить, как все истинные христиане, я стою за отменение смертной казни. Но раз такая казнь существует по нашим законам, то человечество обязано попытаться смягчить страдания несчастных приговоренных.
— К несчастью, опыты показывают, как жестоко разочаровались наши филантропы. Какое ужасное зрелище представляет несчастный осужденный, подверженный действию тока, не дающего ему сразу смерти и заставляющего его переживать еще несколько мучительных минут!
— Справедливо, эта сцена ужасна и ее нужно стараться избежать, в будущем. Первые кресла для казни через электричество были плохо задуманы и построены. И я уверен, что первые казненные электричеством преступники могли быть возвращены к жизни или посредством искусственного дыхания, как делают с упавшими в обморок, или, как я думаю, посредством обратно идущего тока.
— И я, — продолжал Токсон после минутного молчания, — уже скомбинировал новый способ электрической казни. Я думаю, что с моей системой удастся избежать несчастных случаев, — дать смерть без страданий. Вон там, в углу, ты можешь увидеть усовершенствованный аппарат, который я расчитываю на днях предложить правительству.
— Как! — воскликнула мисс Дебора, взглянув на узкий шкап в высоту человеческого роста, находящийся недалеко от ее кресла, — ящик, который, вот уж два месяца, я вижу в вашем кабинете, не телефонная будка?
— Нет, дорогая Дебби, эта будка не телефонная, а для электрической казни. Я ее изобрел и сделал при помощи моего племянника Пензоне, твоего кузена — повесы, самого ленивого из всех лентяев, ловкость которого, однако, сознаюсь, принесла мне большую пользу в этом деле.
— Бедный Пензоне! — сказала Дебора. — Уверяю вас, папа, что вы к нему несправедливы.
— Несправедлив, — прервал ученый, повышая голос, — несправедлив! Скажи лучше, что я к нему слишком снисходителен! Повеса, разыгрывающий из себя джен — тельмена, постоянно занятый своими лошадьми и пистолетами, и который, кроме того, последнее время стал засматриваться на тебя, Дебби…
— Не будем говорить о Пензоне, папа, — поспешно сказала молодая девушка, немного покрасневшая при последних словах отца, — мы и так уклонились от первоначального разговора. Хотите вы или нет сообщить вашей дочери, что вы делали в течение этих двух месяцев?
На этот раз не было никакой возможности избежать объяснения с дочерью, и мистер Токсон должен был повиноваться…
— Что я делал? — переспросил он слегка запинаясь, — но все то же самое: опыты, изучение материалов, планы…
— Какие опыты, какие планы? — настаивала Дебора.
— Не касающиеся тебя, Дебби.
— Напротив, это меня очень касается, папа, — потому что в продолжение двух месяцев вы, поглощенные работой, ничего не кушали, почти не спали. Более того, вы избегаете меня, прячетесь от меня.
— Я прячусь! — воскликнул Токсон с притворным негодованием. — откуда ты это взяла, Дебби? — А оттуда, дорогой папа, что, когда я неожиданно вхожу в ваш кабинет, я вас здесь никогда не вижу. Вы запираетесь вот где, — и молодая девушка указала на дверь, закрытую портьерой, в глубине кабинета, — и когда я хочу отворить эту противную дверь, она оказывается запертой на ключ.
— Ты знаешь, Дебби, — сказал Токсон, стараясь придать строгости своему голосу, — что это мой личный музей, содержащий мои самые драгоценные коллекции, и где я занимаюсь только самыми серьезными и всместе с тем таинственными вопросами. Там нет ничего опасного, Дебби.
— В таком случае позвольте мне войти в ваш музей.
— Нет! — живо проговорил Токсон, — никто, кроме меня, не имеет доступа в эту комнату. Это мое неизменное решение для всех.
— Даже для вашей дочери, для вашей Дебби? — и при этих словах она обхватила шею отца руками и пересела к нему на колени.
— Мой миленький папочка, имейте же доверие к вашей любимой дочери. Я вас буду так любить, я
