Но он не имел на нее никакого права, потому что Марти была пьяна. И она никогда бы не произнесла эти слова, если бы не выпила столько, сколько она сегодня выпила.
И Бенджамину оставалось только молиться, чтобы ангелы небесные послали ему откровение, как заставить Марти сказать эти же слова на трезвую голову. Или хотя бы он мог помочь ей вспомнить об этих словах завтра утром.
А Марти тем временем подняла заплаканное лицо, протянула руки и стала расстегивать на Бенджамине рубашку. Он смотрел на нее не отрываясь, грустно, нежно и обреченно.
Он не мог воспользоваться тем, что она плохо понимала, что сейчас вообще происходит. Но и остановить ее он тоже не мог.
— Марти, скажи что-нибудь.
— Что сказать, Бенджи? — Марти продолжала расстегивать пуговицы на его рубашке. — Разве сейчас нужны какие-то слова?
Бенджамин била дрожь, но он все еще держал себя в руках.
— Ты должна мне хоть что-то сейчас сказать, Марти.
— Зачем, Бенджи?
Она расстегнула его рубашку, выправила ее из брюк и осторожно поцеловала его живот.
— Ты много выпила, Марти, я боюсь, что ты ничего не вспомнишь об этом завтра.
— Бенджи, не дури, я даже с тобой поздоровалась, а это большой показатель. — Она оторвалась от его живота и стала подниматься к его лицу.
— Показатель чего, Марти? — спросил шепотом Бенджамин.
— Показатель того, что я вспомню об этом завтра, — сказала Марти, — и ты помни, Бенджи.
— Что помнить, Марти?
— Ты знаешь.
— Все равно скажи.
— Ты знаешь, что я люблю тебя так же, как ты любишь меня.
— Бог мой, Марти...
— А может, еще сильнее.
Он осторожно наклонился к ее лицу.
— Да, еще, — сказала Марти.
— Что, моя хорошая?
— Запомни, Бенджи, — сказала Марти, — самое потрясающее во встрече с женщиной, это несколько секунд перед первым поцелуем.
Бенджамин улыбнулся.
— Запомни эти секунды, Бенджи, — сказала Марти, — другого такого мгновения в твоих отношениях с этой женщиной уже не будет больше никогда.
И она осторожно коснулась его горящих губ своими прохладными губами.
20
Утром Бенджамин Мортон проснулся гораздо раньше Марти Кейл. Он долго смотрел на нее спящую.
Поправил непослушную прядь волос и нежно-нежно поцеловал в уголок губ. Марти спала сном счастливого ребенка, у которого сбылись все мечты.
А Бенджамин вдруг почувствовал, как он безумно устал в последнее время. Но он улыбнулся и с облегчением вздохнул. Ведь его мечты тоже исполнились. Он осторожно встал с кровати, оделся и вышел из номера.
Назад он вернулся примерно через полчаса. Как добрый джинн и волшебник. С подносом горячего кофе, сливками и горячими сладкими булочками. Для этого он в такую рань разбудил своих поваров и стойко выдержал их просьбы о немедленном увольнении.
Марти сидела на его кровати, откинувшись на подушки, курила его сигареты и стряхивала пепел в пепельницу. Бенджамин с подносом остановился в дверях, пытаясь почувствовать утреннее настроение своей любимой женщины и пребывая в полной уверенности, что она счастлива так же, как и он.
— Черт возьми, Бенджи, — сказала его любимая женщина, — может, хоть ты мне объяснишь, что я тут делаю, а то я сама себе вот уже минут пятнадцать это объяснить не могу.
Бенджамин подавил тяжелый вздох и опять почувствовал, где находится его сердце.
Марти ничего не помнила об этой ночи.
Это была их первая ночь любви, к которой они, ошибаясь, спотыкаясь, обижая и любя друг друга, шли все эти годы. А Марти совсем не помнила эту ночь.
— Бенджи, что ты там застыл как официант с подносом возле дверей, что там у тебя, предлагай, — сказала тем временем Марти. — И вообще, где я нахожусь? Чей это номер? Только не говори, что твой, я застрелюсь.
— Почему, Марти?
— Что — почему, Марти?
— Почему ты застрелишься?
— Потому, что в это самое время и в этот самый час я должна быть где угодно, но только не в твоем номере, — сказала Марти.
Бенджамин поставил поднос на стол и стал наливать кофе в чашки. Марти смотрела на него с подозрением.
— Ты будешь кофе, Марти? — спросил Бенджамин.
— А ты где был этой ночью?
— Я был в соседнем номере.
— Бенджи. Не расстраивай меня. Поклянись.
— Истинная правда, Марти.
— А что ты делал в соседнем номере?
— Спал сном младенца.
— А я что делала в твоем номере?
— Тоже спала сном младенца.
Марти немного подумала.
— И ты вот так просто оставил меня, — с сомнением сказала она, — и не стал на коленях полночи признаваться в любви?
Бенджамин мог бы с удовольствием сказать ей, что это она ему полночи на коленях в любви признавалась, но, как благородный человек, не стал этого делать.
— Нет, Марти, — сказал он, — я же видел, что ты немного не в себе.
— Мне так плохо сейчас, мне кажется, я вчера полностью была не в себе. Я хоть что-то вчера соображала, когда пришла сюда?
— Конечно, соображала, ты даже со мной поздоровалась.
— Не раздражай меня, Бенджи. Разве это показатель?
Бенджамин пожал плечами.
— По-моему, большой показатель.
— А наши с тобой мнения когда-то совпадали?
— На пятьдесят процентов они у нас по жизни совпадают.
— На пятьдесят процентов они у всех людей совпадают, — сказала Марти, — так что это тоже не показатель.
— Ты будешь кофе, Марти?
— Лучше отвернись и дай мне одеться.
И Бенджамин, красавец-мужчина, мечта многих женщин, режиссер, усмирявший большие команды людей, взял в руки чашку с кофе, вздохнул и отвернулся к двери.
