- Как твоя теща?
- Теща - хорошо. Она поправляется. Уже ходит.
- Я рад.
- Мы с женой лечили ее, как вы сказали, и меняли повязки на руке. А собака все бегает вокруг камня. Видно, чует кровь.
Иисус его не понимает.
- Ну, камень, которым я кровь тещи придавил, чтобы собака не съела.
Легкий смех Иисуса удивляет Петра. Он не думал, что этот человек умеет смеяться.
- Теперь понимаю. Но за кровь не беспокойся. Она ушла в землю.
- В Законе сказано, что кровь - душа всего живого.
- Я знаю.
- Это так?
- Зачем ты спрашиваешь?
- Я слышал вас в синагоге. Вы говорили, как имеющий власть развязать то, что завязано на небесах.
- Ты хорошо сказал. Я многое могу развязать. Готов ли ты вместить это?
- Я не знаю.
- Тебе следует это знать. Задавая вопросы, можно услышать то, чего не хочешь слышать.
- Наверное, так.
- Ты готов задать свои вопросы?
- Только один. Душа живого в крови?
- Нет.
- Значит, Закон ошибается?
- Да.
Петр встречает прямой, испытующий взгляд Иисуса и выдерживает его. Он не Иаир. Он честно задает вопрос и честно хранит ответ.
- Возможно, господин, позже мне захочется задать еще вопросы.
- Приходи, когда будешь готов.
- Благодарю, господин. Я пойду.
Только встав, Петр вспоминает о свертке.
- Я хотел поблагодарить вас за свою тещу. И вот, примите в благодарность, - он развертывает сверток и достает оттуда сандалии.
- Сандалии?
По удовлетворенной улыбке Иоанна Иисус понимает, что это его идея, и подавляет свое первое желание отвергнуть подарок.
- Спасибо, Петр.
- Учитель, одень их, - тут же просит Иоанн.
- Потом.
- Одень сейчас. И дай я выброшу твои старые. Они совсем изорвались.
- Отличные кожаные сандалии, - поддерживает Матфей.
Кажется, всем хочется, чтобы он примерил обнову. Никто их них не замечает, как из дома выходит Мария, неся таз и сосуд с водой для омовений. Тот, кто учил ее час назад стать свободнее, смотрит теперь на ее решительное лицо с недоумением. Прочие удивлены не меньше. Петр догадывается, что эта красивая, молодая женщина в языческом, неприличном платье и есть та блудница. Не поднимая глаз на окружающих мужчин, она приближается к Иисусу и, собрав все свое мужество, произносит:
- Позвольте, учитель, - произносит так, будто прыгает в бездну.
Во всеобщем молчании она опускается перед ним на колени, ставит таз с сосудом и развязывает ремни его старых сандалий, делая это медленно и осторожно. Матфей заворожено следит за ее мягкими, женственными движениями. Затем она подставляет таз под ноги Иисуса и моет их водой из сосуда. Окончив мытье, она на мгновение замирает, видимо, осознав, что у нее с собою нет полотенца, нет и платка на голове. Она выдергивает гребень из волос, и густые кудри рассыпаются по плечам. Склонив еще больше свой стан, Мария вытирает ноги Иисуса своими волосами. Он смотрит на нее застывшим взглядом и молчит. Он поражен этой сценой, как и все остальные. Мария берет новые сандалии с ложа, одевает их на омытые ноги Иисуса и обвязывает на щиколотках кожаные ремешки. И лишь после этого она поднимает взор на него.
Иисус по-прежнему молчит. Эта сцена слишком насыщена смыслом, чтобы испортить ее случайными словами. Наконец, он встает, берет ее за руки и поднимает с колен.
- Благодарю тебя, Мария.
Она кланяется и уходит.
Матфей скорбно смотрит ей вслед и бормочет про себя: “Глупец! Слепой глупец!” Мария отдала свое сердце Иисусу еще в первый день. И как он этого не понимал!
Петр смущенно покашливает.
- Я пойду, - говорит он. - До свидания.
Мытарь его даже не провожает. Это делает вместо него Иоанн. С Петром они стали почти друзьями.
- Учителю понравился твой подарок, - доверительно сообщает он. - Завтра увидимся?
- Приходи на озеро.
- Конечно, приду. Ну, прощай.
Иоанн убежден, что Петр уже попал в их сети для ловли человеков, и считает своим долгом помочь новому другу увязнуть в них покрепче. Завтрашний день он посвятит сознательному вовлечению рыбака в круг избранных, - исключительно ради спасения его души. Петр должен быть с ними. Иоанн даже начинает чувствовать за него ответственность. Он не догадывается, что именно так думают все вербовщики душ - от ада до рая, но если бы и знал, не смутился бы. У него добрые помыслы. Впереди Царство Небесное. Он собирает овец в стадо возлюбленного учителя. Этим он будет заниматься всю свою жизнь.
Матфей возвращается на свою кухню. Вечерняя трапеза потеряла для него всякую прелесть. Мария спряталась в своей комнате, как преступница. Позже он заносит ей ужин. Она сидит в темноте, притихшая, серьезная, как будто точно совершила преступление. Возможно, все это время она ждала Иисуса, замирая при каждом звуке в доме? Матфей зажигает ей светильник и ставит на столик миску с рыбой, аромат которой сразу же заполняет комнату.
- Матфей, - произносит она, - я поступила, как ты учил.
- Я учил?
- Ты говорил: будь смелее, не чувствуй себя виновной.
- Как я сразу не догадался? - корит себя мытарь.
- Сразу не догадался? - эхом повторяет женщина.
- Что ты полюбила Иисуса.
- Это так, - признается Мария, - Скажи ему, что я буду ему рабой, наложницей, буду все делать для него, пусть только не прогоняет меня. Скажешь? - умоляюще смотрит она на него снизу вверх. Ее лицо кажется ему прекрасным. Если бы она так смотрела на Матфея ради Матфея!
- Скажу, - угрюмо обещает он и уходит.
Мария остается одна и опять притихает. Она не притрагивается к рыбе и ждет. По отдаленным шумам, доходящим через стены, она догадывается, что трапеза началась. Ужин длится долго, бесконечно долго. Она слышит звонкий голос Иоанна, речь Матфея, короткий говор Иуды. Наконец, ужин заканчивается. Она слышит шаги расходящихся по комнатам гостей. А потом наступает тишина. Мария ждет. Светильник тускло мерцает. Она ждет его шагов. Ничего. Женщина не смыкает глаз всю ночь. Выгорает все масло в светильнике. В оконце под самым потолком начинает брезжить рассвет. Иисус не приходит. Мария опускает голову на подушку. У нее не осталось сил на слезы.
Утром, когда в доме все еще спят или делают вид, что спят, Иоанн перекусывает остатками рыбы в трапезной и отправляется на озеро исполнять свою миссию. Вот бы привести к Иисусу всех рыбаков с этого побережья! Как бы умножилась слава учителя! Ибо Иоанна, как и Бога Израиля, мучит ревность особого
