он что-то делает со своими глазами, меняя фокусировку своего зрения, - и небосвод вдруг становиться далеким и отчетливым, а потом так же неожиданно звезды расплываются, растут в размере, а небо опускается на лицо юноши. Откуда начинается небо? Разве не от самой земли? Эта мысль кажется ему поразительной. Значит, думает Иоанн, все мы, хоть и касаемся земли, но частично уже находимся на небе. Нужно лишь что-то сделать со своим телом, как он делает это с глазами, и ноги оторвутся от земли. И можно будет гулять по воде. Спустя шестьдесят лет, загнанный гонениями императора Домициана на крохотный остров Патмос, он, наконец, увидит свое Небо: кровавое и страшное, с четырьмя всадниками и багряным зверем, у которого печать на челе, как значок римской центурии.
Он увидит это небо глубоким старцем, оставив позади жизнь, полную горестей и разочарований. После невероятной, необъяснимой, невозможной смерти Иисуса они соберутся в Иерусалиме в доме Иакова и Марка, сыновей Алфея, и семь недель, весь израильский шабуот, не будут выходить из него, чтобы осмыслить и понять происшедшее. Мессия, не совершив ничего из предписанного ему пророками, умрет мучительной и позорной смертью на римском кресте рядом с ворами и убийцами. Этого не могло быть! И тогда они соберут воедино все свои догадки, чтобы сложить из них понятную им картину.
Иисус не сделал и самого главного, что отличает пророков, - он не оставил личного свидетельства. Всякий пророк живет ради своего пророчества. Если бы Иисус оставил хоть несколько строк после себя, ученики благоговейно сохранили бы их. Но он не оставил ничего. Почему? Возможно, Иисус не был иудейским пророком? Возможно, его неизрекаемое Небо не имело ничего общего с Богом Моисея по имени Яхве? Возможно, Святой Дух – это вовсе не Слово Господа Израиля? Возможно, сын Неба - не Сын Бога?
Получившие фарисейское воспитание Иоанн с Иаковым возьмутся за Писание и найдут десятки цитат, узаконивающие именно такую смерть Мессии. Объяснение найдется всему, даже не переломленным голеням Иисуса. Но для этого им придется раздвинуть рамки иудаизма. Иисус говорил им: я больше, чем пророк. В иудаистской иерархии, тянущейся от земли к небу, пророк - это высшая человеческая инстанция, над ним только Бог, который дает ему непосредственные указания из уст в уши. Больше пророка только Бог… или Сын Божий, который становится промежуточным звеном между Богом и пророками. Так они впишут своего учителя в иудаистскую вертикаль власти, оставляя все же главенство за Богом. Семь недель они будут создавать эту вертикаль. Вначале - потрясенные и раздавленные, как брошенные дети, потом - долго спорящие и молящиеся до изнеможения в поисках прозрения, а когда, наконец, богостроительство закончится, их души возликуют так, что им привидятся языки пламени в их добровольной тюрьме. Исхудалые и экзальтированные они выйдут после пятидесяти дней заточения и поста на солнечный свет и заговорят, как пьяные, на языках, которые сами не понимают.
В Эфесе, на родине Гераклита – основателя античного гностицизма, Иоанн напишет свое Евангелие - самое напыщенное и самое фальшивое. Любимый ученик приравняет своего учителя к гностическому Логосу, даже не понимая в своем невежестве, какую бессмыслицу делает, приравнивая Иисуса к языку, ибо в метафизике Гераклита Логос тождественен низшему физическому миру, а превыше всего находится София – Святой Дух. Гностики будут только удивляться этому христианскому абсурду, и вскоре поплатятся за свое ученое высокомерие, - Церковь истребит гностицизм: и этих людей, и их книги. Иоанн проживет дольше всех апостолов, список смертей которых откроет Иуда. Умрет его брат Иаков, казненный Агриппой, который сменит Антипу Ирода на иудейском престоле. В Риме распнут Петра. Матфей исчезнет. Прочие апостолы рассеются по империи.
Иерусалимскую церковь - первую по времени и значению - возглавит нашрит Иамес, который ни одного дня не был рядом с Иисусом. Это очень возмутит Иоанна. Первым епископом христианства станет тот самый Иамес, который кричал на улицах Назарета: “Пощадите моего брата, в нем дьявол”, тот самый Иамес, которому Иисус сказал: “Не простится тебе хула на Духа Святого вовек”. Презрение Иоанна к нашриту будет столько велико, что он даже не упомянет в своем Евангелие сам факт существования братьев у Мессии. Зато он вознесет деревенскую многодетную женщину Марию до небес и выдумает сцену, в которой божья матерь с любимым учеником стоят у креста Иисуса. А еще появится самозваный апостол Павел, этот эпилептик, который будет утверждать, что воскресший Иисус сам назначил его на это место. Много разочарований и горечи будет в жизни Иоанна. И самое главное из них: он так и не попадет живьем на Небо, подобно пророку Илии, хотя, кажется, Иисус ему обещал это, когда говорил, что один из них узрит Царство Небесное еще до смерти.
Спустя триста лет после смерти Иисуса христианская Церковь на Никейском соборе, совсем уже не считаясь с нормами иудаизма, внесет окончательную поправку в вертикаль власти. Это понадобится ей еще и потому, что в те годы большое распространение получит манихейство, которое признавало Мессию- Иисуса, но отказывало ему в божественной сущности. На Никейском соборе Сын станет единосущен и совечен Отцу. Мир будет подвешен на две, нет, даже на три опоры: на Отца, на Сына и на какого-то Святого Духа, о котором с восторгом и радостью говорил Иисус. Так гностический Святой Дух – София - Разум войдет в христианский канон, которого нет ни в иудаизме, ни в его прямом наследнике – исламе. Зачем Отцу и Сыну третий? Каковы роль и место Святого Духа в этом пантеоне? Кто он? Это – их атмосфера? Их особо доверенный секретарь? Постельничий? Пророческий дар избранным на земле, чтобы могли они становиться пьяными и говорить на неведомых языках? Кто он такой - этот христианский Святой Дух? В Византии будет даже воздвигнут храм Софии, хотя ни до, ни после этого христианская Церковь не станет строить святилища языческим богам. Но кто он, этот Святой Дух, - этого фарисейская по своей сути Церковь никогда не поймет.
Часть третья
ИУДА
Ранее утро. Вдоль мутной ленты Иордана в лучах восходящего солнца движутся восемь темных фигур:
Иисус, сын Неба;
Иуда, сын Симона Соратника;
Иоанн и Иаков, сыны грома;
Петр-камень и Андрей-муж, сыны Ионы;
Матфей мытарь и Симон зелот из Каны.
Свернув у Магдалы направо, они сделали круг по всей Галилее и вернулись на караванный тракт, оставив позади царский город Тибериаду, столицу Антипы на Галилейском озере. Они миновали последний галилейский город Аенон, и теперь приближаются к лодочной переправе через Иордан. Она расположена как раз в точке пересечения четырех административных областей: Галилеи, Иудеи, Переи и Декаполиса, левобережного союза независимых городов, где у Матфея в Гадаре живет мать. Две таможни - от Иудеи и Галилеи - стерегут здесь караванный тракт. Матфей даже не думает посещать своих коллег. Несколько лодочников на утлых челноках поджидают тех, кто хочет перевезти груз или переправиться сам, не замочив ног, ибо Иордан без труда можно перейти вброд. Сотней метров ниже люди именно так и делают.
