не закапывали, а сжигали…
Три дня пировали северяне — тризну правили. Потом снова за лопаты взялись и всей общиной досыпали курган. Поставили на нем толстый дубовый столб, на столбе вырезали, как умели, изображение мужчины с молотом и мечом в руках.
Столетия прошли, сгнил столб или, может, при лесном пожаре сгорел. А курган стоит. Правда, пониже стал — ветры его верхушку развеяли, дожди размыли, вокруг него за столетия из пыли да из лесного перегноя новый слой почвы вырос.
Стоит курган и тысячи лет ещё стоять будет молчаливым памятником мудрому Поляну, если только не разроет его какой-нибудь дотошный археолог.
ГЛАВА XX. УХА НА БУКСИРЕ
Сегодня на раскопках выходной день. Дмитрий Павлович ещё вчера вечером уехал в Колодное. Обещал вернуться к пяти часам вечера.
Ребята решили с рассветом отправиться на рыбалку. На этот раз делом рыбацкой чести было вернуться с настоящей добычей. Дед пообещал при Дмитрии Павловиче, что к вечеру будет знаменитая уха. Как же прийти после этого с пустыми руками?
Вооружился Глеб до зубов: кроме своих двух окуневых удочек и одной легкой, пескариной, приготовил новую — щучью, только что снаряженную: крепкое бамбуковое удилище, новая леса, большой пробочный поплавок, тяжелое грузило и на конце, на тонкой стальной струне, трехжальный якорек.
В село ребята сбегали только на часок — предупредить домашних, что ночевать будут на городище, взять продуктов да накопать красных навозных червей.
Спали в курене. Чуть забрезжило, и дед, исполняя просьбу рыболовов, поднял их с постели.
Кто ночевал на вольном воздухе да на свежем душистом сене в начале теплого августа, тот знает, как на рассвете сладко спится. Хоть и хорошо кругом и радостно, хоть и восток расцветает и первые птицы приветную песню начали, а глаза ничего бы не видали, ничего не слыхали бы уши… до того спать хочется.
Истинным нужно быть охотником, чтобы без раскачки вскочить на ноги и бежать в золотую, ещё предвосходную рань, захватив котелок для живцов и подрагивающие на каждом шагу гибкие удочки.
Игорек поднялся не сразу. Дед поднял его, щекоча за ухом тонкой травяной былинкой.
— Вставай, герой, час клевный — рыба ленивого не ждёт. Ранняя птичка уже носок вытирает, а поздняя глаза только продирает. — И вдруг закричал зычно, верно вспомнил солдатскую службу: — Подъём!
Игорь встал и, провожаемый беззлобным смехом старика, поспешил догонять уже сбежавшую с городища раннюю птичку — Глеба.
Да! Хорошо у реки на рассвете. Из воды рождается и дымными белыми пленками слоится легкий, как утренние мысли, туман. И небо голубое, как глаза тех славянских девушек и юношей, о которых рассказывал вчера Дмитрий Павлович. Трава мокрая и, словно изморозью, покрыта тысячами и тысячами мельчайших снежно-белых капелек росы.
Сейчас взойдет солнце — всё алее пылает восток, — взойдет молодое, смеющееся, и, как недавний сон ребят, растают в лучах туман и росинки.
Из-за реки, с глубокой, серпом изогнутой старицы, тяжело поднялись четыре жирные утки — кряквы. Летят прямо на остановившихся за кустом ребят. Уже слышен шум крыльев.
У Игоря руки чешутся: «Ружье бы!»
Глеб спокоен. Хоть и стрелок отличный, а охота его не манит. Его дело — рыбка.
Хорошо, легко дышится.
К воде с обрыва склонилось обреченное дерево. Река подмыла и обрушила здесь высокий берег, корни дерева наполовину обнажены, ветви почти касаются воды. А вода неустанно, день и ночь, подтачивает и подтачивает суглинок ниже корней. Пройдет несколько десятков дней, ещё дальше врежутся под берег коварные воды и совсем склонится дерево — утопит в реке развесистую зеленую крону.
И будет всё не как надо: ветви в воде внизу, корни вверху, в воздухе. И будут рыбы играть среди густых побегов, а птицы на гибких корнях песни солнцу и жизни петь.
Пока же это одно из любимых мест Глеба. Здесь и глубоко и тихо, вода у берега медленно поворачивает в сторону, обратную общему течению. Рыба любит такие затоны. На глуби — окуни, у поверхности — широколобые голавли да плотва.
Юный рыболов забросил окуневые удочки и стал разматывать пескариные. В это время метрах в шести от него у склоненных к воде ветвей закипела река — громадная щука сильным хвостом хлестнула по воде, только круги пошли по гладкому зеркалу.
Дрогнуло рыбачье сердце. Эх, досада! Туда бы сейчас якорек с живцом, а живцов нет. Надо было с вечера их наловить.
Не успели круги разойтись, не успело ещё успокоиться растревоженное сердце, глянул Глеб — нет одного из поплавков на поверхности. Бросил наземь пескариную удочку, коротко подсек и стал тянуть из воды окуневую. И сразу разочарование, хоть не видит ещё добычи. Рукой чувствует — попалась мелочь. Действительно, небольшой краснокрылый окунек. И как только он крючок в рот взять ухитрился?
Ну, ничего, что мал: есть живец на щучью удочку. И уже через несколько минут большой бело- красный поплавок заходил плавными кругами у склоненных ветвей, там, где недавно билась зубастая хищница. Злосчастный окунек не в силах увести на дно рыбацкий маяк и только водит его по речной глади.
Золотой краюшкой выглянуло из-за дальних заречных садов августовское приветливое солнце.
