поджидая. В правой руке он сжимал черный пистолет, как разглядел Павел – «глок», любимое оружие террористов, которое легче всякого другого пронести через металлоискатель, поскольку этот австрийский пистолет почти полностью сделан из пластмассы.
С другой стороны дома послышались громкие голоса, затем несколько выстрелов. Толстяк насторожился, поднял ствол «глока», снял его с предохранителя.
В это время за оградой раздались торопливые шаги, хриплое дыхание, и над забором показалось лицо.
Павел мгновенно узнал этого человека. Он видел его только один раз вживую – той ночью на причале, когда его едва не утопили люди шейха Абд-Амина. Дело было ночью, но на лицо этого человека упал яркий свет фонаря, Павел сумел разглядеть его, и это лицо отчетливо запечатлелось в его памяти. И второй раз он видел это лицо на экране компьютера, когда Элис показала ему досье. Абдул Касим, он же – Владислав Сорокин, он же – Гюнтер Трамп, он же – Милорад Дружич... возможно, у него были и другие имена.
Носитель этих многочисленных имен с заметным трудом перебросил свое тело через ограду. Он был явно ранен.
Лысый толстяк обрадовался, как затаившийся в засаде охотник, на которого загонщики выгнали редкого зверя. Вскинув «глок», он бросился навстречу Абдул Касиму...
Но Павел, перемахнув ограду со своей стороны проулка, одним прыжком настиг толстяка и оглушил его ударом сцепленных в замок рук по затылку. Толстяк глухо ухнул, как филин, и завалился на бок. Павел повернулся к своему соотечественнику. Тот тяжело дышал, привалившись к ограде, на его груди ниже правой ключицы расползалось кровавое пятно. Видимо, он израсходовал последние силы на то, чтобы перебраться через ограду, и теперь на глазах слабел. Ноги его подгибались, и он начал сползать на землю.
За оградой послышались приближающиеся голоса террористов.
Павел подхватил Влада и втолкнул в джип. Вскочил на водительское сиденье. Ключ, к счастью, торчал в зажигании. Он с ходу рванул машину и проехал сотню метров по проулку до того места, где бросил свою машину. Здесь он остановился, вытащил Влада, который уже терял сознание, и перенес в свою машину, уложив его на заднее сиденье. Хотя это заняло у него довольно много времени, он посчитал, что уезжать на джипе террористов слишком опасно – они могут найти свою машину, да и сами террористы наверняка на заметке у Скотленд-Ярда, так что этот джип могут остановить на улице.
В последний момент он потратил еще несколько секунд, прорезав ножом шины джипа, чтобы арабы не смогли на нем броситься в погоню. Остальные свои машины они, судя по всему, оставили по другую сторону от дома.
Когда Павел захлопнул дверцу и тронулся, из проулка по нему несколько раз выстрелили – террористы нашли бесчувственного толстяка и поняли, что произошло.
Павел набрал скорость и помчался по кривым улицам, то взбираясь в гору, то резко спускаясь вниз, хотя каждый такой маневр сопровождался мучительным стоном Влада на заднем сиденье.
Ему нужно было уйти от преследования – но также нужно было оказать помощь Владу, если не из человеколюбия, то ради того, чтобы получить от него ценную информацию.
Убедившись, что погони за ними нет, и отъехав достаточно далеко от дома, где скрывался Влад, он остановил машину в безлюдном месте и осмотрел раненого.
Сорокин был без сознания, кровь обильно сочилась из раны и уже насквозь пропитала свитер. Нужно было немедленно что-то предпринять, или он умрет от потери крови.
Павел нашел автомобильную аптечку, достал из нее ватные тампоны, зажал ими рану и закрепил повязку несколькими полосками пластыря. Он понимал, что таким примитивным способом не остановит кровотечение. Срочно нужна была квалифицированная медицинская помощь.
Словно прочитав его мысли, Влад неожиданно открыл глаза и слабым, но внятным голосом проговорил:
– В больницу мне нельзя.
– А с чего ты взял, что я собираюсь везти тебя в больницу? – Павел постарался придать своему голосу безразлично-угрожающую интонацию. – Тогда, ночью, на мостках, ты меня чуть не пристрелил! Спасло меня только чудо. Так что никакой благодарности я к тебе не испытываю. Выкину в канаву – и все дела.
– Зачем же тогда ты вытащил меня? – Интонация Влада была настороженной и недоверчивой, и это обрадовало Павла: лучше страх, лучше недоверие, лучше подозрительность, лучше любая эмоция, чем безразличие умирающего.
– Зачем? – переспросил он. – Чтобы арабы, перед тем как убить, не выкачали из тебя лишних сведений. Они это умеют...
Веки Влада опустились – то ли в знак согласия с последними словами, то ли просто от накатывающей слабости.
– Могу предложить сделку, – поспешно проговорил Павел, стараясь удержать раненого на краю сознания, не дать ему сползти в беспамятство.
– Ка... какую еще сделку? – выдохнул Влад, снова открыв глаза.
– Ты расскажешь мне все, что знаешь, – а я вытащу тебя... приведу в порядок...
– Иди ты в задницу... – слабым голосом проговорил раненый.
– Значит, ты еще не так плох, – констатировал Павел. – Только если ты думаешь, что я шучу, – ты ошибаешься. Мне терять нечего... – Он открыл дверцу машины и сделал вид, что собирается вытолкнуть Влада. При этом продолжал говорить: – Место тут безлюдное. В лучшем случае тебя найдут только завтра, в виде давно остывшего трупа, который скорее всего так и не будет опознан. Ведь твои коллеги наверняка удалили все твои данные из базы. Но в худшем случае какой-нибудь англичанин, выгуливая свою собачку, найдет тебя через час-полтора, еще живого. Разумеется, он тут же вызовет полицию, тебя увезут в больницу, зашьют, сделают переливание крови и тут же сообщат о тебе в вечерние газеты. Так что через несколько часов Азиз Ар-Рахман уже будет знать, что в одну из больниц поступил неизвестный с огнестрельным ранением. Он далеко не дурак, сумеет сложить два и два и поймет, что этот неизвестный – его старый знакомый по Катару, с которым он так и не свел счеты. Проникнуть в больницу для «Черного Джихада» не составит никакого труда... а дальше... думаю, ты лучше меня знаешь методы своих арабских друзей.
Павел выразительно замолчал и подтолкнул раненого к краю сиденья.
– Постой... – Влад сглотнул. – Ты, кажется, предлагал мне какую-то сделку... какая информация тебя интересует?
– Все, что ты знаешь по делу Литовченко.
Влад еще сильнее побледнел, и Павел испугался, что он снова потеряет сознание. Однако раненый разлепил пересохшие губы и проговорил слабым, шелестящим голосом:
– Точно знаю одно – это не мы...
– А почему я должен тебе верить? Его смерть была в интересах Конторы, он перебежчик, собрал опасные материалы... да и метод убийства говорит о причастности сильной спецслужбы...
– В том-то и дело... – Влад закашлялся, на его губах выступила кровь. Он попытался приподняться, но сил не хватило, пока Павел не помог ему. – В том-то и дело... эти его материалы... они пропали. Сейчас все за ними охотятся – и мы, и Скотленд-Ярд, и ЦРУ, и организация ветеранов внешней разведки...
– Видел я этих ветеранов. – Павел передернул плечами, вспомнив ослепительный белый свет, льющийся в глаза.
– И это еще не все, кто заинтересован в этом деле. Например, ты очень всех интересуешь... никто не знает, на кого ты работаешь...
– Вопросы задаю я, – прервал его Павел, – и я спросил, почему должен верить, что не вы устранили Литовченко?
– Мы ни за что не тронули бы Сквозняка... Литовченко, не получив его архив. Эти материалы были его страховкой, и он не пустил бы их в ход без крайней необходимости. Теперь же они могут попасть в чужие руки и взорвутся почище любой бомбы... поэтому все как с цепи сорвались. Даже Голубую Фею наняли...
– Кого? – удивленно переспросил Павел. – Какую еще фею?
– Голубая Фея – это наемник-одиночка, международный профессионал экстра-класса. Считается, что это
