– «Вместе с мочой?» – Маша сморщила нос, глядя на голубые одежды мадонны.
– Есть более диковинные рецепты. Вот, для желтой глазури:
«Одна унция цинковой окиси, три четверти индийского шафрана, одна четверть буры, и все вместе разотри. Потом возьмешь три четверти бобовой муки, три унции сухих крупных фиг, одну четверть воробьиных ягод и немного меду; и смешай, и сделай пасту».
– Здорово! – восхитилась Маша. – Особенно про воробьиные ягоды! Знать бы еще, что это такое...
Неожиданно дверь комнаты распахнулась.
На пороге появился невысокий, полный человечек с круглой лысой головой. Весь он был какой-то кругленький, обтекаемый и казался совершенно безобидным и добродушным.
Особенно усиливали это впечатление маленькие детские ручки и круглые щеки, покрытые жизнерадостным румянцем. Впрочем, это впечатление явно было обманчивым, скорее всего оно было тщательно продуманной маской, которую этот человек носил для того, чтобы вводить в заблуждение своих собеседников.
Маша вспомнила, что именно он руководил переноской картины в день странного происшествия. Тогда он вовсе не выглядел добродушным, напротив, он был решительным, собранным и жестким.
– Здравствуй, Дмитрий Алексеевич! – произнес вошедший, остановившись на пороге и широко улыбнувшись.
– Здравствуйте, Евгений Иванович! – Старыгин распрямился, обернулся к двери и уставился на гостя. – А что это вы без стука входите?
– А что – ты чем-то предосудительным занимаешься? – спросил тот с самым невинным видом. – Ах, да! У тебя тут гостья! – он хитро усмехнулся:
– Познакомь!
– Это Мария, – неохотно проговорил Старыгин. – А это – Евгений Иванович Легов, он занимается...
– Не надо, не надо всех этих должностей и титулов! – Легов замахал маленькими ручками. – Просто Евгений... Иванович, этого вполне достаточно! Так чем вы тут, друзья мои, занимаетесь?
– Работаем, – мрачно ответил реставратор.
– Ты-то, допустим, работаешь, – зыркнул на него Легов, – а девушка что – для вдохновения?
– Девушка.., обучается, – Дмитрий Алексеевич отвернулся и склонился над картиной, показывая всем своим видом, что он очень занят и ему недосуг общаться со всякими чиновниками, пусть даже очень важными.
Маша опустила глаза и сделала несколько незаметных шагов в сторону кофеварки. Раз этот тип какое-то начальство, вовсе незачем ему знать, что Дмитрий Алексеевич незаконно держит в мастерской кофеварку. Она незаметно выдернула вилку из сети и прикрыла кофеварку газетой.
– Это хорошо, что обучается, – кивнул Легов. Смена – это дело важное. И актуальное. Передача опыта, так сказать. Я вот только хотел тебе, Дмитрий Алексеевич, две бумажки показать, может, ты мне поможешь с ними разобраться.
– Что за бумажки? – спросил Старыгин, скосив глаза на Евгения Ивановича.
– Да вот тут нашли в зале, а разобраться не можем. – Легов полез в карман и вытащил оттуда смятый листок, на котором что-то было напечатано очень мелким шрифтом.
– Дайте сюда, – Старыгин достал свою любимую лупу и поднес ее к листку. – Черт его знает, какие-то цифры.., ничего не понимаю, зачем вы мне это показываете?
– А вот зачем! – Легов неожиданно ловким движением выхватил лупу из руки реставратора. – Это ваше?
– Ну да, – Старыгин пожал плечами с несколько беспокойным видом. Он пока ничего не понимал, но холодный блеск в глазах Легова вызвал у него в душе смутную тревогу, особенно же насторожило то, что Евгений Иванович, до сих пор фамильярно-начальственно тыкавший ему, неожиданно перешел на «вы», как будто их уже разгородил широкий стол следователя.
– Ну да, – 'повторил Дмитрий Алексеевич, это моя лупа, все знают...
– Да-да, все знают... – дурашливо передразнил его Легов. – А вот это тоже ваше?
Жестом провинциального фокусника он выхватил из кармана какой-то небольшой темный предмет. Маша, которая зачарованно следила за происходящим, разглядела в руках начальника службы безопасности небольшой старинный футляр из тисненой кожи, на котором еще виднелась полустертая позолота.
Маша тут же подумала, что зря она беспокоилась о кофеварке, дело тут гораздо серьезнее.
Старыгину грозит нечто гораздо больше, чем служебное взыскание.
Легов ловким жестом вложил лупу в кожаный футляр и изобразил на своем круглом лице искреннее удивление.
– Смотри-ка ты, входит!
«Входит и выходит, замечательно выходит!»
– мысленно произнесла Маша слова ослика Иа-Иа. Впрочем, ей, как и остальным участникам сцены явно было не до смеха.
– Разумеется, входит, – сквозь зубы процедил Старыгин. – Что за цирк вы здесь устраиваете? Это мой футляр, я его потерял несколько дней назад...
– А где потеряли, случайно не помните? спросил Легов, не сводя с реставратора холодного, настороженного взгляда.
– Понятия не имею, – Дмитрий Алексеевич снова выразительно пожал плечами. – Что вы со мной в кошки-мышки играете? Говорите прямо, что вам нужно?
– Подойдем, мы к этому непременно подойдем! – Легов снова фальшиво заулыбался, действительно сделавшись похожим на хитрого толстого кота, играющего с измученной полуживой мышью. —Хотите, Дмитрий Алексеевич, я подскажу, где вы потеряли этот футлярчик?
По дружбе, так сказать?
– Ну и где же?
– В Рыцарском зале, за лошадью! – выпалил Легов, пристально наблюдая за реакцией Старыгина на эти слова.
Маша невольно вздрогнула: она почему-то вспомнила рассказ Старыгина о том, как тот в детстве прятался от ночных сторожей за этой самой лошадью. У нее мелькнула дикая мысль, что именно тогда он и потерял там футляр...
– Не понимаю, как он туда попал! – равнодушно ответил Старыгин. – И уж совсем не понимаю вашего оживления по этому поводу!
– А вот я догадываюсь, когда вы потеряли там этот футлярчик, – вкрадчивым елейным голосом проговорил Евгений Иванович. – Когда вы там прятались в ночь ограбления!
– Что за чушь вы несете! – в голосе Старыгина прозвучало нескрываемое раздражение. В какую ночь? Какого ограбления?
– В ту ночь, когда вы похитили Мадонну Литта! – произнес Легов неожиданно звучным, торжественным голосом.
– Вы бредите, Евгений Иванович! – Старыгин скривился, как будто в рот ему попало что-то горькое. – Извинитесь за это бредовое обвинение! Я – украл Мадонну?
– Верните картину, Старыгин! – строго проговорил Легов. – Только это сможет облегчить ваше положение! Я по старой дружбе попытаюсь воздействовать на руководство... Мы учтем ваши многочисленные заслуги... В противном случае – пеняйте на себя!
– Да вы только послушайте, что он говорит! Старыгин повернулся к Маше, как бы призывая ее в свидетели. – Я – украл Мадонну Литта! Да с какой стати? Уж я-то лучше кого-нибудь другого знаю, что продать ее невозможно!
– Вы девушку-то в свои дела не впутывайте! прогремел Легов. – Или уже впутали? Она – ваша соучастница? – он мимоходом скользнул взглядом по Машиному лицу. – С этим мы разберемся... А насчет того, зачем вам понадобилось красть картину, я очень даже догадываюсь! Знаю я вашего брата, интеллигента! Вам ведь что важнее всего? Самомнение свое потешить! Мол, я могу картину намалевать не хуже всякого да Винчи! Нарисую, и вы все в восхищение придете! И разговоров, разговоров-то вокруг сколько будет! Какая реклама, или, как сейчас говорят, – какой пиар! А то, что про мое участие никто не будет знать – так это не важно, главное, что сам будешь от гордости лопаться!
