Морриса было совершенно непроницаемым, ясно было, что он и пальцем не шевельнет, чтобы помочь ей!
«С таким лицом хорошо в покер играть, подумала Маша, – на нем противники ничего не прочитают!»
Тут же она вспомнила дневник деда, который так же хранил свою тайну, как этот болтливый англичанин. Дневник.., вот и все, что осталось ей от деда, если так и не удастся получить содержимое банковской ячейки!
Нет, это не все. Ведь еще у нее есть подарок деда, который он привез ей перед самой смертью, как будто уже знал, что не вернется из Рима! А может быть.., чем черт не шутит...
Маша расстегнула верхнюю пуговицу блузки и вытащила висящий на цепочке кулон, точнее пентагондодекаэдр, загадочный предмет, выточенный древним мастером из слоновой кости.
– Позвольте, мадам! – Мистер Моррис протянул руку и бережно взял у Маши из рук костяной шарик. Он подошел к столику Уинстона, наклонился над экраном компьютера и сравнил кулон с изображением на экране.
– Все правильно, – негромко проговорил Уинстон.
– Все правильно, – как эхо, повторил за ним мистер Моррис. – Вы подтвердили свои права, мадам. Уинстон, разблокируйте ячейку.
Хранитель подземелья снова сыграл короткую бравурную мелодию на клавиатуре компьютера, и где-то в глубине хранилища раздался негромкий щелчок.
– Она разблокирована, сэр! – и Уинстон протянул руку за ключом.
Получив его, он подошел к стене и дотянулся до одной из ячеек. Повернув ключ в скважине, вынул стальной ящик и поставил его на металлический стол. Затем жестом пригласил Машу:
– Ваша ячейка, мадам!
Маша глазами пригласила Старыгина следовать за ним. Они подошли к столу, и Уинстон задернул темную занавеску, создав для них некое подобие уединения. Маше это напомнило кабинку для голосования.
Она глубоко вдохнула и взялась за крышку стального ящика. Волнение мешало ей открыть его. Что она там найдет? Какую тайну раскроет? Наконец она взяла себя в руки и открыла крышку.
В ящике лежали две глиняные таблички размером с почтовый конверт. С одной стороны каждая табличка была гладкой, с другой закругленной, и обе стороны их были покрыты мелкими отчетливыми значками. На одной из них значки были нанесены теми же странными черточками и клинышками, которыми был исписан дневник Машиного деда, другую табличку покрывали непонятные змеящиеся буквы.
Кроме табличек в ящике лежала стопка красиво отпечатанных бумаг, украшенных портретом какого-то солидного мужчины с остроконечной бородкой. Бумаги были отдаленно похожи на деньги, но гораздо крупнее их, кроме того, вторая сторона каждого листа была чистой.
– Что это? – вполголоса спросила Маша Старыгина.
– Понятия не имею, – отозвался тот. Бумаги его явно не интересовали, он не отрываясь смотрел на глиняные таблички.
– Кажется, мы нашли Розеттский камень, произнес он что-то совершенно непонятное.
– Что? – удивленно переспросила Маша.
– Потом объясню, – отмахнулся Дмитрий Алексеевич. – Заберем эти таблички и пойдем отсюда. Думаю, они помогут мне расшифровать дневник вашего деда.
Маша решила, что загадочные бумаги тоже лучше прихватить. Может быть, они имеют какую-то ценность. Иначе их не хранили бы в таком надежном, хорошо охраняемом месте.
Даже если за прошедшие после гибели деда двадцать лет они утратили часть ценности, может быть, их купит какой-нибудь коллекционер... В противном случае нужно думать, где достать денег на продолжение поисков Мадонны Литта и на собственное существование вдали от дома.
Девушка сложила в сумочку бумаги, а Старыгин положил в карманы пиджака глиняные таблички.
Они отдернули занавеску и сообщили Моррису, что закончили ознакомление с ячейкой.
Молчаливый Уинстон поместил опустошенный ящик на прежнее место в стене, а разговорчивый клерк проводил их до самого выхода из банка.
После затхлого, искусственного воздуха подземелья воздух Рима показался Маше пьянящим, как молодое вино из древних тосканских виноградников.
– Ну и куда мы сейчас? – осведомился Старыгин.
– Вероника приглашала нас к себе...
– Прежде мне хотелось бы посмотреть, что за таблички хранил в банке ваш дедушка. Судя по тому, как сложно было их получить, они должны содержать какую-то очень важную информацию.
– Ну и где вы хотите этим заниматься?
– В библиотеке, конечно! Где еще заниматься расшифровкой клинописных надписей? Думаю, что на вилле этой утонченной вдовы это будет не так удобно.
Старыгин махнул рукой, и рядом с ними остановилось проезжающее такси.
Через двадцать минут их высадили на площади перед библиотекой университета.
Эта площадь представляла собой удивительное зрелище. Она вся была заставлена бесчисленными мотороллерами. Мотороллеры были самых разных, поразительно ярких цветов – бирюзовые, голубые, розовые, сиреневые, оранжевые, перламутровые, переливающиеся всеми цветами радуги, они напоминали экзотических южных насекомых. Вообще, насколько Маша смогла заметить, в Вечном городе мотороллер – самое распространенное средство передвижения. Маленький, юркий, он может проскочить по самой узкой улочке, ему не страшны бесконечные пробки, а поскольку погода в Риме почти всегда прекрасная и пассажиры не рискуют промокнуть, то мотороллер становится просто незаменимым транспортным средством.
На мотороллерах передвигаются солидные бизнесмены, озабоченные домохозяйки, юркие адвокаты, степенные матери семейств, элегантные дамы и худенькие старушки, священники в длинных сутанах и монахини в черных одеяниях, подростки и старики. Несколько раз Маша видела, как знакомые дамы, остановив мотороллеры перед светофором, здороваются и вступают в разговор. Светофор переключается на зеленый, а кумушки все еще чешут языками, не обращая внимания на раздраженные окрики и сигналы окружающих.
Разумеется, для римских студентов мотороллер – это вообще единственное и любимое средство передвижения и вообще лучший друг, поэтому на площади перед университетом было размещено настоящее море мотороллеров.
Протиснувшись между разноцветными машинами, Старыгин и Маша вошли в просторное здание библиотеки. Полусонный охранник проводил их равнодушным взглядом.
Войдя в огромный читальный зал, Дмитрий Алексеевич уверенно направился к стойке, за которой восседала сутулая бледная дама в очках, как две капли воды похожая на Танечку из эрмитажного кабинета рукописей. Старыгин представился ей, изложил свою просьбу.
Дама порозовела, выскочила из-за стойки и лично проводила симпатичного посетителя к свободному столу, пообещав ему любую необходимую литературу и вообще всякую поддержку, какая только может быть в ее силах.
«Он явно имеет успех у библиотечных дамочек определенного типа», – подумала Маша то ли ревниво, то ли насмешливо.
Старыгин выложил на стол глиняные таблички, блокнот для записей и карандаши, включил лампу под зеленым абажуром и с явным удовольствием сказал Маше:
– Если я не ошибаюсь, ваш дедушка оставил нам что-то вроде Розеттского камня.
– Вроде чего? – переспросила Маша.
– Так называли черный камень с высеченной надписью на трех языках, найденный неизвестным французским солдатом около Розетты, на Ниле, во время египетского похода Наполеона. Именно этот камень дал возможность Франсуа Шампольону расшифровать египетские иероглифы. Сравнивая три надписи, он понял значение иероглифов...
Дмитрий Алексеевич положил таблички рядом и внимательно вгляделся в них.
– Правда, нам нужно сравнивать себя скорее не с Шампольоном, а с Гротефендом, – проговорил он
