почку, жизнь древу продолжает. И павший наземь – еще живет и полезен ему: от стужи корни укрывает, а превратившись в тлен, удобрит землю… Бессмертен человек, и жизнь его бессмертна, покуда служит древу своему, покуда не лишен Пути.
– Ты сказывал, есть два пути? – задумчиво промолвил княжич. – Куда же путь другой? Куда ведет он?
– Оба – к Правде, – успокоил старец. – Земной – короткий путь; небесный – бесконечен.
Шумели листья над главой, тянулись к свету, давая древу сень. А в кроне веселились птицы…
Земля, окрученная радугой, купалась в маре, и жаворонок пел под разноцветным коромыслом, звенел, как колокольчик под дугою, и лошади неслись, вздымая пыль. Весна себе ни чести не искала, ни славы не жаждала на поле брани, а исполчилась вкупе с солнцем и одолела зимнюю хворобу. И сей союз благословенный, сей мир, навеки заключенный, неодолим был, и трава, пробив земную хлябь, тянулась к небу. Взломав коросты почек, новорожденная листва развертывала ушки: лес слушал птиц, лес жмурился от солнца и заводил весенний хоровод.
От запаха земли открытой, от свежих трав и вольного простора взыграли кони, понесли наметом, сбивая тяжесть с застоялых ног, но, тучные, так скоро притомились…
Настигла Игоря княгиня и стременем коснулась стремени мужа. Понур был князь. Весенний свет и дух земли его не радовали, в очах зима еще не отступила…
– Зачем в Путивль скачем? – спросил он холодно и гриву лошади своей расправил, расчесал. – Все спутано! Конюшего побью…
– По сыну своему тоскую, – призналась Ярославна. – Тревога в сердце… А коль она на сердце матери ложится – знать, чада кличут, знать, беда случилась с ними.
– Да полно, – отмахнулся князь. – Твой первенец Владимир давно ли был у нас?.. Ответь же мне, зачем мы скачем?
Седло свое оставив, Ярославна спустилась наземь и рукой взялась за стремя Игоря.
– Мой господин… Покорна я тебе была и слова поперек сказать не смела. Таков уж мой удел… Но ныне я скажу!
– Послушавший жену – да сам мудрец ли? – усмехнулся Игорь и понукнул коня.
– Послушай же меня, о ладо! – воскликнула княгиня, и огонь блеснул в ее очах. – Ты сына волхвам отдал – не забыл ли? Ты имени его не помнишь!.. А меня он кличет, и глас его я слышу повсеместно!.. Се чибис закричал, а я Олега слышу… Нет мочи, князь! Верни мне сына!
– Ты ведаешь, не в силах я, княгиня. – Он поднял Ярославну, посадил в седло. – Мне нет пути тропой Траяна…
– А чудится – он близко, рядом! И с ним беда! Или вот-вот случится! Окрест Путивля… Горит его сердечко, полыхает! Он рвется к нам! Позри: сияет радуга! Се знак! Се путь его!
– Не верю я…
– Не веришь? Отчего же?
– Предречения твои несбывны, Ярославна. Я же, послушав, томлюсь теперь, и главу преклонить ко сну невмочь. Доселе я видениями во снах страдал, а ныне бессонницей страдаю. И наяву ко мне приходит дядя мой, казненный Игорь. И мщенья жаждет, меч свой подавая…
– Твою беду руками разведу! Утешь же ты меня! Молю, скажи, нет ли вестей тебе от сына? Не скрыл ли ты беды и горя?
– Тебе же ведомы все тайны! И скрыл бы я – ты в миг один узрела б, – недобро усмехнулся князь. – Взожгла бы уголья и травы бросила, провидица. Иль птиц послала бы… Ты же колдунья, чародейка, гораздая предвидеть волю неба!
– Не смейся, ладо! – взмолилась Ярославна. – Коль знал бы ты, владеющий мечом, как тяжко чарами владеть! Как жить невыносимо, грядущее познав! Печально как разлуки ждать!
– Ты сказывала мне – я избран небом! – Князь вдруг разгневался, рванул поводья. – Избрание сие покоя не дает! Огонь в груди пылает, душа горит!.. Коль ты сказать не вправе, зачем я нужен небу, открой хотя бы срок, когда я призван буду! Ты же ведаешь грядущее! Когда начнется путь мой, дабы исполнить свое предназначенье! Поверь, кудесница, устал я ждать. Мучительно взирать на небеса из часа в час. Я ведь земли не вижу. И спотыкаюсь!
Княгиня распустила узел, и убрус шелковый упал на плечи. Весенний ветер волосы расправил, раздул их, ровно парус, разметал, а Ярославна собрала их, устами прикоснулась и князю подала.
– Возьми кинжал, отрежь их, брось на ветер. Чем дальше разнесет их, тем боле времени в покое будешь ты. И муки отойдут, развеется печаль. А я пойду сбирать по волоску. Коль птицы разнесут на гнезда, так буду ждать, пока птенцы не встанут на крыло, и лишь потом тихонько выплету… Покуда собираю – над тобою бессильно будет небо!
Игорь вздрогнул, голову поднял. А конь его забил копытом землю. В тот час ударил с неба ветер, деревья застонали, поникли травы. Из набежавшей тучи спустился смерч на землю и хобот свой нацелил на дорогу.
– Скорей же режь! – вскричала Ярославна. – И смерчу брось! Он разнесет мои власы по свету, и ты навек избавлен будешь от власти всех богов! И неба! Мне не собрать их станет за три жизни!
Князь дланями огладил голову ее и, волосы прижав к лицу, промолвил тихо:
– Нет… И волоску не дам упасть.
И в тот же миг унялся ветер и смерч опал, а туча окропила землю и радугу спустила над Путивлем.
– Знамение! – Княгиня подняла десницу. – Сынок! Сыночек!.. Слышишь, князь? К нам он бьется, аки в утробе бился!
Поводьям повинуясь, помчались лошади, и жаворонок с неба усыпал серебром дорогу…
У городских ворот встречали сыновья…
Княгиня опустилась на колени перед Олегом, вздохнула вольно:
– Здравствуй, князь. Измучил ты меня… Да жив, и слава богу.
Олег волос ее коснулся рукою:
– Мать…
– Я звал тебя? Иль мужа за тобою посылал? – спросил отец, седла не покидая. – Почто ты здесь, а не в ученье?
– Отец, послушай брата! – не вытерпел Владимир. – Он весть принес!
– Пусть скажет сам! – отрезал Игорь. – Коль дан язык ему. Почто до срока ты очам моим явился?
– Прости же, отче. – Княжич поклонился, но взгляд был тверд. – Прости, что я без слова твоего явился… На Русь идет беда. Леса из копий встали средь степи, у Дона.
Послушал Игорь и с коня спустился. Сыновий взгляд был чист и прям, и лик спокоен. Лишь уста дрожали.
– Да тихо по сумежью, отче! – вскричал Владимир. – Великий Святослав рассеял супостатов. Кончак едва ли к лету соберется. А летом с братиею всей на Дон пойдем, и половцы навек забудут дорогу в Русь! Святослав бежит по землям рати собирать!.. Брат мой, ты лжешь!
– Я правду сказывал! Руси грозит беда! Я к вам бежал предупредить…
– Он лжет, отец!
– Помилуй, брат! – взмолился княжич. – А ты, отец, скажи хоть слово! Опомнитесь, услышьте! Беда идет на Русь! Я сам позрел: шатры, шатры… Вся степь в шатрах! Траву уж съели кони, земля черна окрест. Лишь чуть спадет вода – и ринутся на Русь!
Молчал отец, сжимая меч, и брат молчал, взирая на отца. Неистовство Олегом овладело.
– Не медли же, отец! Я заповедь нарушил, сойдя с тропы Траяна! У старца вымолил свое наследство – ключ! – дабы пройти сквозь царство Мертвых… А старец там остался. И умер в тот же миг… А мог бы жить, добро творя! Я же убил его!
Игорь обнял сына, поцеловал в уста.
– Отец, он нездоров! – воскликнул Владимир. – Рассудок помутился у него!
– Настал мой час, – промолвил князь. – И путь открылся мне… Мыслилось: весть боги принесут. А сын принес ее.
– Ступай, не медли, – попросила Ярославна, припав к его груди. – И дале слушай токмо волю сердца. Приляг на землю, ухом прислонись и слушай, аки слушают биение копыт. Я же восстану меж землей и небом,
