– Вижу, что не птица, – мужик поставил винтовку, сунул калач в карман драного полушубка. – Куда шел?
– В Березино…
– Ремень есть? – деловито спросил мужик. – На чем штаны носишь?
Доктор прижал руки к пояснице, отрицательно мотнул головой.
– У меня подтяжки…
– Сымай, сгодятся.
Нетвердыми руками доктор отстегнул пуговицы, вытащил подтяжки из-под жилета. Мужик отставил винтовку, взял их и, приказав стоять смирно, начал вязать руки. Завязал крепко, со знанием дела, вложил в ладонь ручку саквояжа и крикнул в небо:
– Ленька-а!
Откуда-то сверху, наверное, с наклоненной сосны слетел парень, в длиннополой шинели без хлястика и с винтовкой со штыком, попросил:
– Дай калачика?
Мужик молча добыл из кармана кусок калача, подал Леньке.
– Проводи вот гражданина… Да, смотри, живого, не играйся.
Доктор вдруг опомнился, потянулся к мужику.
– Мне нужно спешить! Понимаете?.. Я обещал вознице, он ждет на дороге. Пожалуйста, не задерживайте меня.
– Как же тебя не задерживать, когда ты границу нарушил? – удивился мужик и откусил калача. – Топай давай, подождет твой возница.
– Какую границу? О чем вы?
– Чего прикинулся-то?.. – недобро заметил мужик. – Границу Партизанской Республики красных воинов нарушил. Какую…
– Ну, иди, грешный, – велел Ленька и поднял винтовку. – Ступай по бережку, да смотри не оглядывайся. Иди, будто на Суд Божий.
Доктор послушно двинулся вдоль оврага по едва заметной под прошлогодней листвой тропинке. Солнце высвободилось из тумана, светило в лицо, играла в его лучах свежая зелень, щебетали над головой птицы, и все – засека, люди с винтовками и связанные руки – казалось неприятным болезненным сном. Краем глаза доктор видел, как конвоир Ленька срывает медуницу и, не содрав кожицы, пихает в рот, чавкает, хрупает стебли вместе с цветами и покряхтывает от удовольствия. Так они прошли с полверсты, и доктор наконец решился заговорить.
– Куда же вы ведете меня, любезный? – спросил он, не оборачиваясь.
– Ишь ты! – удивился Ленька и перестал жевать. – Я его под ружьем веду, а он – любезный!.. Может, на небо веду, дак все равно любезный?
– Если на небо, так вы не просто любезный, – попытался пошутить доктор. – Вы – ангел.
– Ангел! – отчего-то возмутился Ленька. – Я давно уже не ангел, а архангел!
– Простите, архангел… – поправился доктор. – Куда же вы меня?..
Ленька забежал вперед и вдруг сунул в рот доктора мясистый стебель медуницы.
– Жуй! Жуй, говорю!
Пришлось съесть медуницу. Во рту стало терпко и сладко. Ленька удовлетворенно хмыкнул, взял винтовку на ремень.
– А ты не шпион? Не лазутчик?
– Нет, я доктор, лекарь, – пояснил доктор. – Шел в Березине Там жили мои родственники. Может быть, знаете, Березины?
– Березины? Как не знаю? Знаю! – засмеялся Ленька. – Токо я их всех уж прибрал да на небо отправил.
– То есть как? – насторожился доктор.
– Да так, сопроводил на тот свет да и все. Один токо и остался, ходит еще где-то, живет, – в голосе Леньки послышалось недовольство. – Как Бог кликнет, так и его доставлю.
Доктор поднял глаза и впервые столкнулся взглядом со своим конвоиром. Захотелось защититься рукой, но руки связаны…
Ленька же беззаботно сорвал длинный стебель черемши, понюхал его и стал есть. Тропка вдруг резко отвернула от оврага и потянула в глубь леса. Доктор на мгновение замешкался и все-таки ступил на тропу, хотя ожидал услышать от конвоира команды идти берегом.
– Вишь, и тебя Бог пока не зовет, – заметил Ленька. – Знамо дело, нужон еще, срок не вышел. Которых зовет, дак тех оврагом тянет идти.
«Что это? – вдруг подумал доктор. – А он и вправду архангел! В облике человеческом… Какие глаза… Спас – ярое око…»
Он откашлялся, чувствуя, как пересыхает в горле, и неуверенно начал:
– Послушайте, а вы уверены, что Березиных не осталось?..
– Чего это ты мне выкаешь-то? – неожиданно рассердился Ленька. – Невзлюбил, что ли? Не по нутру я тебе?
– Нет-нет, я люблю… люблю тебя, – переборов язык свой, выдавил доктор.
Ленька расхохотался и присел среди тропы.
– Ой!.. До чего ж трусливый народ! Слова поперек не скажет!.. Люблю!.. Да любить-то бабу токо можно! И Боженьку!
Он ползал на четвереньках по земле и надрывался от смеха. Винтовка спала с плеча и валялась в прошлогодней траве; можно было бежать, но доктор стоял, прислонившись плечом к березе и со знобящим чувством вслушивался в нездоровый хохот.
Наконец конвоир со стоном и вздохами поднялся на ноги, подобрал винтовку и, волоча ее за штык, продолжал всхохатывать, пугал птиц и сотрясал вечереющее небо. Доктор шагал впереди и уже боялся что-либо спрашивать. Тем более, лес постепенно разредился, потянулись старые вырубки и сквозь полуголые кроны берез отчетливо проступил холм с остатками жилища. Тропа под ногами незаметно превратилась в дорогу со старыми тележными колеями и скоро, вывернувшись из молодняка, круто пошла в гору. На холме возле полуразрушенной печи стояла сторожевая вышка, сколоченная из жердей, а на ее площадке, под берестяным грибком, стоял человек и смотрел в бинокль. Заметив пришедших, он склонился над перилами.
– Кого поймали?
– Да родня, говорит, березинская! – откликнулся Ленька.
– Да ну?! – изумился сторож. – Быть такого не может!
– Я тоже думаю, – согласился Ленька. – Врет. Не похожий он на березинских, хоть и говорит, что любит. Любят-то не та-ак!
– Ну, волоки его в штаб, – посоветовал сторож. – Похоже, лазутчик переодетый.
– Батька-то тама?
– Да вроде не проскакивал никуды!
– Айда, грешный, – Ленька вскинул винтовку. – Батя мой все по душе решает да по совету моему. Ежели ты не шпион и не колчаковец переодетый – помилует. Он уже двух недавно помиловал, отпустил.
От вершины холма вниз и вдоль старой поскотины тянулись недавно отрытые окопы и траншеи, а по улице, поднимая пыль, маршировала колонна вооруженных людей. Качались примкнутые штыки, и веснушчатый командир на рыжем коне отсчитывал звучно и весело:
– Ать-два! Ать-два!
«Война, – вдыхая пыль, подумал доктор и передернулся. – Война… Все-таки не кончилась. Не кончилась…»
Над большим домом возле церкви трепетал на ветру красный флаг со звездой, а у ворот, возле пулемета, установленного на перевернутой кадке, слонялся часовой. Ленька ввел доктора во двор и толкнул штыком двери.
– Заходи, да шибко не ерепенься перед батей. Не любит он.
Доктор вошел в избу и встал у порога. За столом под кумачовой скатертью сидел человек
