содействие в преодолении бюрократической волокиты при получении паспорта.
Начальник испугался; в его голове не укладывалось, чтобы только что освободившийся заключенный мог дойти до такого нахальства. Упоминание о бюрократической волоките больно ударило по нервам.
Чорт его знает, почему он держится так нахально, — тут что-то не спроста!
— «Правда» уже писала о бюрократах… Упоминание «Правды» сразило администратора.
Надо его поскорее сбагрить, как бы не нажить неприятностей, — подумал он.
— Пойдемте, товарищ, — сказал начальник вежливо и сам провел Григория в комнату, где выдавали паспорта. — Сергеев, вот товарищ приехал с ударного строительства, выдайте ему паспорт.
Толпящиеся у стола свободные граждане Советского Союза с опаской и недоброжелательством поглядели на освободившегося ударника, но уступили ему очередь. Григорий дал документ об освобождении и старый, уже недействительный вид на жительство. Утомленный милиционер внимательно прочитал оба документа и растерялся…
«Отбыл наказание по статье 58, пункт 10 и 11. Освобожден…».
Действительно, освобожден ранее срока. Странно, почему начальник оказывает такую протекцию освобожденному контрреволюционеру, — подумал он.
Григорий опять достал книжку «Красного ударника».
— «Правда» уже писала о бюрократизме… — сказал он.
Чорт его знает, может быть, у него есть знакомство в редакции «Правды», за бюрократизм могут притянуть теперь всякого. Всё равно, на получение паспорта он имеет право, — решил милиционер. Он взял серую аккуратную книжечку и начал писать в ней специальными чернилами. Григорий стоял у стола, следил за рукой пишущего. Самое страшное место было на первой странице, во второстепенной графе «На основании каких документов выдан паспорт». Четкий ясный почерк выводил буквы: «На основании вида на жительство №…».
Эх, если бы он ничего не написал больше, — мучительно подумал Григорий.
«И на основании справки об осв. Свирлага №…» — это уже хуже. Хорошо еще, что слова «об освобождении» написаны сокращенно, можно поставить кляксу.
Григорий вышел. Второй этап пройден, появилась уверенность в своих силах. Теперь единым напором устроиться на работу. Сегодня же вечером поеду к профессору на завод, может быть…
Профессор-металлург Ильин жил в рабочем поселке, в квартире из трех комнат. Посадив Григория, он надел роговые очки, прочел письмо Осиповых и посмотрел на гостя умными подслеповатыми глазами.
— С удовольствием вам помогу, но имейте в виду, что наш завод находится под особым контролем. Вы по специальности техник-электрик?
— Да!
— К сожалению, все служащие должны заполнять анкеты с вопросами о судимости. Надо попробовать устроиться рабочим. — Глаза из-за очков смотрели сочувственно. Профессор заметил, что лицо Григория вытянулось.
— У нас в рентгеновском кабинете нет лаборанта; работа вредная, но лаборанты, как и рабочие, анкет не заполняют.
На другой день Григорий с трепетом входил в рентгеновскую лабораторию. Заведующий лабораторией, молодой инженер, с любопытством посмотрел на Григория. Профессор посвятил его во всё. Григорий, привыкший чувствительно реагировать на отношение людей, понял, что в кабинете обстановка дружественная. Паркетные полы, дорожки, свежевыкрашенные двери, светлые окна. Из мира отверженных и гонимых Григорий попал в привилегированный мир высокой техники.
— Я вас беру, — сказал после минутного разговора инженер. — Напишите заявление, я поставлю свою резолюцию и вам надо будет только оформиться у секретаря. Лаборанты анкет не заполняют, — добавил он многозначительно.
Секретарша была рыжеволосая дама небольшого роста.
Никаких анкет, — с удовольствием вспомнил Григорий, взглянув на нее.
— Садитесь, — сказала секретарша, быстро пробежав по лицу Григория мышиными глазками, — я заполню на вас учетную карточку.
Короткими пальцами с накрашенными ногтями она достала серую карточку с рядом граф. Григорий с беспокойством смотрел за движениями дамы.
— Ваше имя, отчество и фамилия? — Это еще не страшно. — Год рождения, образование, занимаемая должность? — Что-то засосало у Григория под ложечкой. — С какого года состоите членом профессионального союза и номер профсоюзной книжки?
Профсоюзная книжка Григория была отобрана при аресте.
— У меня нет профсоюзной книжки.
— Почему? — мышиные глаза впились в лицо Григория.
— Я ее потерял. — Григорию стало невыносимо противно.
— Как потеряли? Без профсоюзной книжки я не могу составить на вас карточку.
— У меня ее отобрали при аресте, — брякнул Григорий с озлоблением. Ему уже было ясно, что рентгеновский кабинет сорвался.
— У вас есть судимость? — Казалось, что секретарша присела, как кошка, готовая к прыжку.
— Я освобожден досрочно, у меня есть книжка красного ударника.
Секретарша больше не слушала. Глаза ее бегали.
— Подождите одну минуту. — Она выскользнула из комнаты. Григорий остался у новенького столика в комнате с паркетным полом.
Не для нас эта обстановка… Выбрасывают из жизни. — Сразу охватила слабость. Сказывалось перенапряжение последних дней. Освобождение, надежды, разочарования, яркая смена разорванных кинематографических кадров.
— Простите, товарищ Сапожников, произошло недоразумение: у нас нет места лаборанта!
Игра проиграна, но Григорий решил довести дело до конца.
— Скажите, что же мне теперь делать? — спросил он зло.
— Я вам уже сказала, товарищ Сапожников, что произошло недоразумение: у нас нет свободной вакансии.
— Я хочу сам поговорить с начальником отдела кадров.
— Пожалуйста, можете пройти.
В отделе кадров была толкотня и шум. Входили и выходили рабочие. Пол был затоптан и заплеван. Начальник отдела — типичный коммунист из рабочих в черной косоворотке.
— Почему вы меня не пропускаете в рентгеновский кабинет? — прямо спросил Григорий. — Я досрочно освобожден, я ударник!
Коммунист смерил Григория презрительным взглядом:
— Я слежу за очищением завода, а вы его хотите засорить.
— Почему же в «Правде» товарищ Кольцов написал статью…
— Мне нет никакого дела до «Правды» — можете идти!
Перед уходом с завода Григорий еще раз зашел в рентгеновский кабинет. Инженер грустно посмотрел на него и тихо сказал:
— Я уже знаю и, к сожалению, не в силах ничего сделать.
Григорий сел в трамвай, посмотрел на непроглядное серое небо. Как когда-то в тюрьме, пришла мысль о самоубийстве, только тогда она облекалась в трагические резкие формы, сейчас хотелось лишь отдыха и спокойствия, хотя бы спокойствия могилы. — Господи, — стал молиться Григорий, — дай терпения и силы. Мысль, что теперь можно находить успокоение в молитве, обрадовала и укрепила. — Да, если бы я не пришел к вере, то, наверно, всё-таки рано или поздно, покончил бы с собой, — подумал он, постепенно успокаиваясь. Завтра нажму по всем линиям, похожу в городе по учреждениям, поговорю с хозяйкой — где-нибудь, как-нибудь да устроюсь.
