совпадающий с тобой полностью тон.
Все очень просто!
Главное, чтобы в тебе самом не было трещины и вы звучали в унисон!
«Все остальное просто хрень! Ну, вот так сложилась моя дорога к ней!» — подумал, засыпая, Кнуров.
Ника проснулась от жары и от тревожного, непонятного сна, который обычно не можешь вспомнить, проснувшись. Ей было жарко и неудобно, она чувствовала себя бабочкой, укутанной в горячий кокон.
Она попыталась вытащить руки из-под одеяла и замерла, увидев спящего рядом Кнурова.
Он открыл глаза.
Они смотрели друг на друга, пережив в эти несколько мгновений всю свою жизнь, ту, что уже прожили порознь, и ту, что еще проживут, даст бог, вместе. Что-то такое, что доступно только Небесам и влюбленным.
И, не сговариваясь, одновременно потянулись друг к другу, встретившись на полдороге в таком поцелуе, после которого может быть только продолжение, — горячем, безумном, отбирающем все силы!
Притом что сейчас понял про нее, про себя, про них двоих, Кнуров оказался не готов к тем чувствам, обостренным ощущениям, которые обрушились на него, ошеломив накалом.
Как-то одна из его подружек сказала ему: «Когда ты со мной трахаешься, мне всегда хочется назвать тебя «товарищ Дзержинский».
Ты контролируешь все, Кнуров, даже свое удовольствие!»
И это действительно было так. Всегда.
С самого первого своего сексуального опыта в подростковом возрасте он контролировал все, от первого поцелуя до элегантного ухода после секса.
До этой женщины!
Какой на хрен контроль?!
Нет, конечно, с того момента, как он ее увидел, она будила в нем все мужские инстинкты, и он тысячу раз думал, как у них все могло быть! Как у каждого нормального, здорового мужика, с воображением на эту тему у Кнурова все обстояло в полном боевом порядке.
Оно и понятно, конечно, — настоящему коту всегда март!
Но он жестко обрывал все свои эротические фантазии, связанные с Никой, понимая и боясь того, что она перевернет все в нем и в его жизни.
«Кретин! Да хоть перевернет, хоть уканопупит на хрен, какая, к чертям собачьим, разница?!»
Вот здесь и сейчас, забыв обо всем на свете, и в первую очередь о каком-то там контроле, о том, что надо бы не торопиться, чтоб не напугать ее и себя заодно, он рвался вперед, сходя с ума, чувствуя и переживая только этот момент и то, что он вокруг нее, в ней, с ней!
Выше, выше, несясь к неизвестности и крепко держа ее в объятиях, точно зная, что если они будут порознь, то просто помрут!
Все стихии вместе — землетрясения, ураганы и черт его знает что еще — подхватили его, вместе с женщиной, которую он нашел, наконец, подняли куда-то в звенящую неизвестность, поближе к Богу, и бросили вниз, забыв предупредить, что смерть бывает сладкой, высокой и обновляющей, оставляя за собой отголоски взрывов-воспоминаний в теле, в разуме, в жизни!
Через провалившийся куда-то отрезок времени, с удивлением обнаружив в себе какие-то силы, Сергей перевернулся на спину, не выпуская из рук Нику. Уложив ее сверху себя, он неторопливо поглаживал по горячей спине.
— Что делают твои руки? — спросила она, жарко дыша в его ключицу, куда уткнулась лицом.
— Изучают территорию, — усмехнулся он и погладил ее попку.
— Понятно, путешествие Гулливера.
Он повернул голову и поцеловал ее в висок.
— Ты не испугалась? — спросил шепотом.
— Не успела. Ты же как в бою — пришел, победил, а потом увидел!
— Не-ет! — протянул он самодовольно. — Сначала все-таки увидел, а потом уж и победил!
— И как часто можно такое проделывать, но чтобы остаться при этом в живых?
— Чтобы нам остаться в живых, это надо проделывать как можно чаще!
Она помолчала, посопела в его ключицу, щекоча своим дыханием.
— Может, у нас так невероятно получилось, потому что у меня это в первый раз?
Он перевернулся вместе с ней на бок и заглянул ей в глаза.
— У меня тоже первый раз! Так — первый! Но мы на всякий случай проверим.
— Как? — спросила Ника, стараясь загнать назад навернувшиеся от переполняющих ее чувств слезы.
— Экспериментальным путем!
Он поцеловал ее в переносицу, в веки, снимая губами так и не удержавшиеся, пролившиеся слезы.
И все повторилось!
И повторялось еще, до самого утра.
Они смеялись, шутили, рассказывали друг другу что-то о себе, шептались, целовались, прерывая разговоры и снова погружаясь в сумасшедшую отстраненность любви от всего мира.
Поминутно целуясь, уже перед самым рассветом отправились на кухню, почувствовав приступ голода, приготовили какую-то еду, а вернувшись, начали сначала.
Часов в десять утра позвонил дедушка на домашний телефон Кнурова, он нажал громкую связь на аппарате, стоявшем на тумбочке, возле кровати. Оторвать руки от Ники он никак не мог.
— Доброе утро, — поздоровался Василий Корнеевич. — Надеюсь, что никого не разбудил. Вы уже не спите? — спросил он.
— Еще не спим! — сказал заговорщицким шепотом Сергей Нике в ушко, и, чмокнув ее в нос, ответил: — Доброе утро, Василий Корнеевич, все в порядке, не беспокойтесь, мы уже не спим, собираемся ехать, продолжить поиски.
— Как Ника, не заболела?
— Нет, дедушка, я в порядке! — громко ответила Ника.
— Вот и хорошо, здравствуй, солнышко! Я вот по какому поводу звоню. Я понял, что меня насторожило в послании Игоря. В конце записки он пишет: «Прощай, мой друг». Он никогда не обращался ко мне так, мы говорили друг другу, шутя: «товарищ по нелегальной жизни» или просто «товарищ» в шутливой форме, а не принятой в советские времена. А вот «мой друг» он тоже шутливо говорил про Леонида Ивановича, когда давал мне инструкции. Я думаю, что он так специально написал, чтобы я понял, что надо искать в тех домах, где были адреса этого Леонида Ивановича. Сергей, ты помнишь, был еще один, третий, адрес, он написан в бумагах, но ни разу Игорь не говорил мне, что надо им воспользоваться, видимо, он был запасной. Два других он называл мне перед отъездами, а этот никогда.
Ну и Василий Корнеевич!
Ведь понял, что хотел сказать ему Игорь!
Про третий адрес Кнуров, конечно, помнил, но он упоминался в бумагах только один раз, поэтому его он оставил напоследок, если они не найдут по другим адресам нужного подвала.
— Спасибо, Василий Корнеевич! Мы сегодня постараемся посмотреть остальные адреса и начнем с этого.
— Удачи вам! Никуша, твоя-то одежда высохла? Ты в мокром не ходи! — забеспокоился дедушка.
— Высохла, дедуль, не беспокойся!
— Тогда до свидания!
— До свидания, дедушка! — попрощалась Ника. — А про одежду-то я совсем забыла! — сказала она, когда Кнуров отключил телефон. — В чем же я пойду?
