я, решив, что если к тому времени дело не рассосётся, скажу все как есть. Других вариантов не было. – Ну, бывай, у меня концерт сегодня, – снова соврал я.
– Где? В каком клубе? – быстро спросил Серега, не спуская с меня взгляда.
– Да, кажется, в «Апельсине», надо еще у ребят уточнить. – Я встал и двинулся к выходу.
«Надо прямо сейчас позвонить, не нравится мне этот наезд, нутром лажу чувствую…» – прозвучали вдогонку Серегины мысли. Я попрощался, закрыл дверь и вышел на улицу. На душе было хреново. По всему чувствовалось, что я влип в большую неприятность. К подъезду подъехал «RAV4». Из него вышла Наташа и, беззаботно оглядываясь по сторонам, просеменила в подъезд. Я, отвернувшись, прошел мимо. На душе скребли кошки.
Следующие дни прошли спокойно, если не считать нескольких происшествий, большей частью – неприятных.
Во-первых, ночью вскрыли мою машину; причем с непонятной целью. Никаких особенных сигнализаций, препятствующих среднестатистическому вору что-либо у неё (или её саму) украсть, не было. Тем более, что проникновение было совершено виртуозно: двери остались запертыми и никаких сигналов бедствия ночью, когда это случилось, она не подавала. Я бы ничего и не заподозрил: видимых следов не наблюдалось. Но след чужих мыслей я учуял мгновенно. Обрывки слов – мат, строевые команды, технические детали. Почти ничего связного, но у меня была стойкая уверенность, что этот человек, остатки мыслей которого я теперь слышал, только что побывал в моей машине. Второе, и еще более неприятное обстоятельство, заключалось в том, что в мое отсутствие побывали и у меня дома. И опять: никаких видимых следов. Если что-то и искали, то сделано это было поистине виртуозно. Однако следы мыслей незваных гостей имелись всюду: и в спальне и в кабинете и, даже, с позволения сказать в туалете и кладовке. Причем это были следы нескольких людей. Я различал их по интонациям и набору слов. Это запутало меня еще больше: обрывки и так не были целостными, а тут еще это были мысли сразу нескольких людей…
Надо ли говорить, что все эти дни я буквально промучился. Что предпринять и, нужно ли мне вообще, что либо предпринимать, было решительно не ясно. Я, было, пытался советоваться. Сначала поговорил с Андреем. Тот от конкретики ушел, выдав что-то про колесо Сансары и вынужденную цепь перерождений. «Не хочет брать ответственность», – так сформулировал его поведение для себя я. Оно и понятно, советчик всегда крайний, даже в выборе шляпы; а тут вообще не понять, куда заведет и чем окончиться.
Затем, скрепя сердце напросился на разговор к Элеоноре Константиновне. Та меня приняла дома, в шикарной квартире на углу Невского и Фонтанки, с видом на воду, мраморной лестницей и вышколенным консьержем. Проговорили десять минут. На этот раз у нее не было ни следа жеманности. Она была строга и деловита. Я даже пожалел, что явился с такой ерундой. Атмосфера располагала обсуждать проблемы глобальные, и я почувствовал себя несколько неуместно. Но, раз уж пришел, надо было воспользоваться и я, сделав многозначительное лицо, и, представив дело так, что нуждаюсь, скорее, в каком-то общем понимании этической составляющей, чем в конкретном совете, рассказал про суть дела. Элеонора, в философию углубляться не стала, вопросов никаких не задала и сказала только, что раз уж я в это дело влез, то на половине бросать не гоже. Тем более, что неприглядно все как-то получается: человека загрузил и в кусты. Сказала, что по-хорошему, способности свои лучше не афишировать. Но раз уж я в эту сторону пошел, так надо Сергею все честно рассказать. Попросит проверить – продемонстрировать, что бы у него сомнений не оставалось. Затем объяснить все. Как на самом деле было… и, разойтись до лучших времен. Любовница его – ему и решать, что с ней делать. На этом аудиенция закончилась, и мы распрощались.
Я вышел от Элеоноры в некотором замешательстве: происшедшая с ней перемена была неожиданна. Если раньше она была разговорчива и готова говорить о любом и долго, то сегодня – деловито-суха; но это было, наверное, и понятно. Человек она действительно занятой, а я набился без приглашения да еще с такой ерундой.
Однако, подумав, я решил, что она права. Да я и сам это понимал. Дело приостановилось как-то уродливо: Сергей подозревал меня и этого одного было достаточно, что чувствовать себя не комфортно.
С этими мыслями я вернулся домой. В дверях меня остановил консьерж: «Дмитрий, вы знаете, здесь вам сосед записку оставил, просил передать». Он протянул мне маленький кличек бумаги. «Какой сосед? – автоматически подумал я, одновременно соображая, что записка наверняка подписана. Развернул бумагу и прочёл: – „Дима, зайди срочно ко мне, не нашел твой телефон. Сергей“.
У меня упало сердце. Как ни старался я отдалить надвигающуюся развязку, время, похоже, вышло… Не пойти было нельзя – он наверняка спросит у консьержа, отдал ли тот записку; к тому же это запутало бы ситуацию еще больше, что было глупо. Я зашел домой, быстро перекусил, оделся и снова вышел. Я принял решение все ему рассказать.
Зайдя в соседний подъезд я, поздоровавшись с консьержем, быстро поднялся по ступеням на третий этаж.
Вся эта история не нравилась мне с самого начала, и теперь хотелось покончить быстрей. Я решил последовать совету Элеоноры (как сократил я про себя, уж больно мудреное отчество было «Константиновна») и все рассказать.
Подошел к двери – настроение было приподнято паршивым: с одной стороны я был рад принятому решению, а с другой понимал, что придется оправдываться – а это было неприятно. В прошлый раз я напридумывал всякого; правда же оказывалась еще менее правдоподобной…
Я позвонил, изображая на лице безразличное спокойствие. Подождал – никакой реакции; позвонил снова – то же. Если бы не записка, да еще, пожалуй, свет, видимый в линзе дверного глазка, я бы, не задумываясь, ушел. Но что-то меня удерживало, и я сделал вторую – если первой считать мой предыдущий визит к Сергею – ошибку…
Полузадумчиво-автоматически я взялся за ручку и повернул. Сухо щелкнул замок. Дверь оказалась не заперта. Я опасливо заглянул и сделал шаг внутрь. Заходить в квартиру в мои планы не входило. Я просто решил громко позвать – иногда люди не слышат звонка, привыкнув к его звуку – особенно, если играет музыка или включен телевизор. Музыка играла. Телевизор, кажется, тоже был включён, по крайней мере, в глубине квартиры бубнил чей-то голос. Я, набрав в рот побольше воздуха, сделал еще один шаг внутрь коридора…
Да так и замер с уже открытым и изготовленным для крика ртом: в проеме двери, ведущей в гостиную, на полу виднелась волосатая рука с часами «Ролекс» на запястье. Часы я узнал сразу – их носил хозяин этой квартиры, бизнесмен Серега.
Я, было, дернулся в сторону двери – покойников я не любил патологически, но в орошенной потоком адреналина голове мелькнула мысль о том, что, возможно, Сергей еще жив, и что, возможно… Все пронесшееся в моей голове затем было, по всей видимости, стандартным набором ударившегося в идеалистическую эклектику человека переживающего нешуточный шок но, все же, цепляющегося за обломки здравого смысла: – «Может спасу? Помогу? Герой буду, все знают, медаль вряд ли, но все равно…».
На дальнейшее развитие мыслей в этом оптимистическом ключе силы духа у меня, однако, не хватило. Мне снова стало страшно. Я все же продвинулся немного вперед и с ужасом констатировал, что труп скорее мертв, чем жив – он лежал на спине, рот был открыт, голова запрокинута, грудь неподвижна, глаза бессмысленно смотрят в потолок… Я подумал, что «нужно что-то делать». Мысль была интересная, но дальше не шла. Что сделать, решительно не придумывалось.
Я, в некотором ступоре, как от самой ситуации, так и от собственной беспомощности, поднял голову от трупа и застыл в еще более законченной прострации, заметив в глубине комнаты, нечто уж и совсем меня поразившее. Там, у дальней стены на диване расположилась девушка: она лежала первоначально видимо удобно, непринужденно устроившись на подушках; однако теперь наверху остались лишь ее ноги – тело же сползло с дивана. Лицом она уткнулась в пол, словно пытаясь куда-то ползти пока смерть не настигла ее… а в том, что она мертва я, почему-то, тоже был уверен.
В этот момент за окном послышался вой милицейской сирены. На негнущихся ногах подойдя к окну, я увидел милицейский УАЗ-ик, остановившийся прямо под окнами квартиры, в которой я находился. Из него торопливо вышло несколько человек, и пошли в сторону подъезда. Шестым чувством я понял, что они идут сюда; что было делать – непонятно.
