все погибли бы, воистину героически, но совершенно бессмысленно. Ведь есть и другой вариант.
— Какой? — подчеркнуто ровным голосом осведомился курфюрст.
— Чудо, — сказал Диомир самым простым голосом и даже слегка развел руками. — Но весь вопрос в том, согласны ли вы будете его принять? Даже не столько вы… меня интересует здесь лишь один человек. Альтемир, мальчик мой! — Паладин посмотрел прямо на священника спокойным, ничего не выражающим взглядом. Он всегда так выглядел, когда раздумывал над судьбами других людей, например, планировал ход грядущей битвы. В таком состоянии все его эмоции пропадали, компенсируясь холодным и чистым разумом. — Так вот, примешь ли ты чудо, если оно произойдет не из дланей Бога-Солнца?
Альтемир улыбнулся краем рта, однако его глаза остались холодными:
— Я уже пошел против Церкви, когда покинул Остер. Что мне предложат теперь? Пойти против Империи? Продать свою душу демонам ради спасения других?
— Нет, — Диомир улыбнулся в ответ точно так же, одними губами. — Хотя, не сомневаюсь, ты бы согласился. Ответ гораздо ближе, чем ты думаешь. Ну, каков он?
— Разумеется, приму.
— Чудесно. А вот и мой ответ. Чудеса — это по ведомству магов.
Диомир, отлично понимая, что к малейшим его движениям приковано внимание всех присутствующих, без особой спешки взялся тремя пальцами за золотой перстень со знаком Солнца, обозначающий его сан священника, и повернул его. Однако вряд ли простое движение смогло бы заставить золото поменять цвет, обратившись сталью. И уж тем более на перстне не смог бы появиться камень.
Бриллиант чистой воды.
Империя знала лишь одного человека, имеющего право носить такое кольцо.
Лицо, некогда принадлежащее Диомиру, осталось прежним, почти. Аккуратно подстриженная седая борода, короткие волосы, сеть мелких морщин. По-настоящему изменились только глаза, теперь они были зеленые. И с вертикальным зрачком.
— Я явился в час угрозы, нависшей над моей Родиной, — произнес Радимир Оцелот.
Альтемир, сжав зубы до скрипа, почувствовал, что его собственная вселенная рушится, разламываясь на куски.
Великий маг, обернувшись через плечо, сообщил магистру Долтара:
— Передай всем чародеям сигнал рассредоточиться по внешнему кольцу стен через равные промежутки. — Затем, обернувшись к командирам, поинтересовался: — Желаете присутствовать?
— Разумеется, — за всех ответил курфюрст как единственный сохранивший дар речи. Даже у старшего городского мага, уж на что волшебники славятся своей невозмутимостью, глаза до сих пор были практически идеально круглой формы. О простых же солдатах и даже кэрах и говорить не приходилось, а паладин был как никогда глубоко погружен в себя, пытаясь удержать в тисках воли рвущееся в омут безумия сознание.
Оцелот, недолго думая, перенес себя и четырех военачальников на крышу замка, под грозовое небо. Мгновением позже там появился магистр, с ходу сообщивший о том, что приказание главы Гильдии выполнено.
— Прекрасно. Тогда передай им следующее: пусть создадут и держат щит вокруг всего города. Долго им работать не придется, так что пусть постараются. Назначение — антимагия, размеры и плотность — примерно
Сообщив все необходимое, Оцелот тут же потерял интерес к собеседнику и поднял голову к небу. Глядя со стороны на человека в рясе церковнослужителя, можно было подумать, что он сетует на тучи, закрывающие лик Бога-Солнца от его преданного слуги.
Но ни один священник, попросту подняв руки вверх, не смог бы заставить тучи сдвинуться.
По нижнему краю темного грозового облака, расходясь от расположенного над замком центра, начала проявляться огромных размеров магическая печать, выполненная ярко-белым огнем. Всех присутствующих, более-менее знакомых с искусством волшебства и его ограничениями, посетила одна и та же мысль: что же это за чары, ради которых даже сам Оцелот, не желая рисковать понапрасну, прибегает к помощи печати?!
Края печати пролегли примерно в двух сотнях шагов от внешнего кольца городских стен. Сама магическая конструкция состояла из трех концентрических кругов, в которые были вписаны последовательно треугольник, пяти- и шестиконечная звезды. По бокам линий змеились руны, и знакомые многим, и вообще доселе невиданные. Печать, проявившись до конца, немного померцала и погасла.
Через несколько секунд, заполненных лишь тягучей тишиной, все облака, попавшие под действие печати, в одно мгновение стянулись в громадный шар, зависший над замком курфюрста. В образовавшееся окно в грозовом фронте немедленно устремились солнечные лучи. Вкупе с хозяйничающей по окрестностям дикой магией, находящей выход в самых разных формах, разноцветных фантомах, силуэтах и тенях, солнечный свет обрисовал совершенную фантасмагорию.
На какой-то миг все — и люди, и бестии, и немногие выжившие звери, еще не утратившие желания драться, — все они, оставив битву, подняли головы и взглянули на небо. Особо впечатлительные, впрочем, не опускали глаз еще с того момента, когда Радимир только начал свое чародейство. Степные шаманы без устали творили нечто защитное, призывая всех известных духов.
Оцелот мягко улыбнулся:
— Поздно.
С оглушительным грохотом, заставившим людей на крыше замка согнуться и зажать уши, грозовой шар разорвался. И только великий маг стоял, любуясь деянием рук своих.
Созданное им заклинание оказалось своего рода коконом, из которого вырвались три громадных, диких, полупрозрачных, но от этого не менее смертоносных грозовых кота.
Одно чудовище, оттолкнувшись прямо от воздуха, прыгнуло к южным воротам, уже в воздухе выпустив когти. В то мгновение, когда кот только приземлился и встряхивался, Альтемир машинально заметил, что в холке он лишь чуть ниже гребня крепостной стены.
Два других зверя метнулись в сторону степных бестий. Когда это было необходимо, они легко проникали за созданные шаманами щиты, словно просовывали лапу в мышиную нору, но, уже преодолев защиту, разили без устали и пощады. Точно так же они пропускали сквозь себя и камни, которые метали союзники бестий земляные элементали, и стрелы, и атаки шаманов — вот только их ответные удары менее всего походили на прикосновения призрака. Разве только несущего смерть духа.
Воистину Радимир создал страшное оружие. Его заклинание попросту стирало врагов с лица земли — быстро и уверенно. Маги на стенах держали щит, благодаря которому коты не обращали свои хищные взгляды на город.
Но по мере того как уцелевших врагов становилось все меньше, грозовые звери все чаще проявляли нетерпение, оглядываясь туда, где лежал Долтар. В то же время многие волшебники были уже на пределе. Оцелот, оторвавшись от созерцания битвы, оценил обстановку и, решив, что оставшиеся жалкие кучки противников реальной опасности уже не представляют, поднял руку вверх. Щелкнул пальцами. Медленно, в абсолютной тишине развел руки в стороны и, глядя в пустоту перед собой, поклонился, больше сам себе, словно актер в конце хорошо сыгранной пьесы.
К этому моменту Альтемира на верхней площадке замка уже давно не было. Он не стал дожидаться момента, когда грозовые коты исчезнут, повинуясь мановению пальцев своего создателя. Он ушел, когда они только принялись за дело; все остальное он легко мог себе представить.
Паладина ждали дела. Много дел. Надо было заняться устройством в городе солдат, возвращением жителей в свои дома, позаботиться о раненых… Да мало ли чем, главное было делать, занять себя чем- нибудь.
Чтобы не думать о том, что ему теперь уже никогда не вернуться в лоно Церкви. О том, как же он доверял все эти годы своему наставнику, отцу Дио…
Так ведь и с ума сойти недолго.
Оцелот счел нужным оставить паладина в покое и не разыскивать его до самого вечера. Разумеется, он не мог пустить все на самотек, так что на всякий случай прикрепил к Альтемиру небольшое заклинание
