— Я провожу! — с отчаянием решилась Лидия Васильевна. — А ты обожди здесь! — наказала она мужу.
Как ни хотелось Толоконникову, чтобы Лида пошла с ним на перрон, обняла на прощание, поцеловала, что-то в нем изменилось за этот день. Он понял, что не имеет права вмешиваться в чужую жизнь, и сказал по-новому, твердо:
— Нет, не стоит!
И быстро ушел. И даже в последний раз не взглянул на Лидию Васильевну, чтобы не унижать мужа.
В поезде Толоконников постоял у окна, но далекие огни уже не манили его. Он закрылся в купе, прилег и закрыл глаза. Однако не спалось. В голову упрямо лез однорукий боксер, который делает шаг вперед, чтобы извиниться. На душе было скверно. Толоконников промучился, наверно, часа три, затем все- таки заснул. Во сне он кричал. Каждый раз с верхней полки свешивался мужчина, трогал Толоконникова за плечо и говорил:
— Товарищ, вы кричите!
Проснулся Толоконников довольно поздно — в девятом часу. Глянул в окно, где светило солнце, было небо без облаков и разноцветные осенние деревья, вспомнил про вчерашнее и искренне изумился, что такое могло произойти с ним, с Толоконниковым. При этой мысли он заулыбался, и улыбался все время, пока под одеялом натягивал рубашку и штаны.
Встав, Толоконников взял у проводника чаю, пачку дорожных сухарей и принялся с аппетитом завтракать. В стакан он положил сначала три куска сахара, а потом добавил четвертый, чтоб было послаще.
Толоконников пил чай, грыз сухари и вспоминал то одно, то другое, стараясь не упустить ни одной детали, и это было так интересно!..
Сегодня Толоконников ни о чем не жалел, а только радовался тому, что вот решился и сошел в Крушине, стоящий город, между прочим, провел там день с красивой женщиной и даже схлопотал за это по физиономии, и не от кого-нибудь, а от настоящего боксера!
Огорчало другое, что обо всем ну никак нельзя будет рассказать жене, по которой Толоконников соскучился и которую сейчас любил особенно сильно, а без этого удовольствие было неполным.
1967
Полина Андреевна
— Петр Игнатьевич, — скорбно сообщил жене Вениамин Иванович, — празднует сегодня свое шестидесятилетие!
Семья сидела за столом, завтракала. Четверо — муж, жена, девочка восьми лет и мальчик — десяти.
— Зачем он это устраивает? — скорбно спросила жена, — такая морока, расходы! Что ему, подарки нужны?
— Кстати, и нам придется подарок купить! Двадцатку выкинуть — не меньше! — вздохнул муж.
— Четырнадцать, — отрезала жена. — За шесть рублей я себе лучше колготки куплю. Вон смотри, как ходит твоя жена! Коля! — прикрикнула она на сына. — Не ешь руками!
— Покупай что хочешь! — сказал муж.
— С меня и так хватит покупок! — мгновенно отреагировала жена, которую звали Полиной Андреевной. Была она еще совсем молодой, а отчество приобрела потому, что заимела двух детей.
— Но у меня такой день! — взмолился муж. — Ты что, забыла? Наконец-то обсуждается мой проект. У самого замминистра…
— А у меня всегда такой день! — вспылила жена. — И мой такой день — с утра и до вечера. День! Такой! С утра и до вечера кручусь… Ты пойдешь на работу и будешь в коридоре лясы точить… у тебя министры или там заместители, а у меня — картошка, мясо, сметана… у нормальных людей утром час «пик» и после работы — час «пик»… А у меня жизнь «пик»!
— Полина, перестань! Ну я сам куплю!
— Вот еще! — отрубила жена. — Аллочка, не сутулься! Что за поколение растет! Все сутулятся! Ты купишь! Такое купишь, что стыдно будет нести. Будь он неладен, твой Петр Игнатьевич! Шестьдесят уже, стыдиться надо, скрывать, в пенсионеры высунулся, а он празднует! Коля, не ешь руками! — И строго поглядела на мужа. — Веня, надень другую рубашку! Все-таки обсуждение проекта… Два года работы, а ты в мятой рубашке!
Муж встал из-за стола и покорно полез в платяной шкаф.
— Мама! — заговорила дочь. — Зайди к учительнице…
— Что, опять? — чисто механически спросила Полина Андреевна.
— Не знаю…
— Эта рубашка годится? — Муж показал рубашку.
— Галстук к ней полосатый! — приказала жена.
— Папа! — позвал сын. — Тебя тренер вызывает!
— Хорошо, я зайду! — пообещала Полина Андреевна.
— Так он отца вызывает! — попробовал было спорить сын.
— Я сказала — зайду! — повысила голос Полина Андреевна. — А ты дорогу переходи как следует. Вчера перебежал на красный свет…
— Нет, на зеленый!
— Я наблюдала, на красный! Голову оторву!
— Не успеешь! — заметил современный ребенок. — Меня раньше машина переедет! — И выскочил из комнаты.
— Твое воспитание! — сказал Вениамин Иванович. — Как я завязал галстук? Проверь!
Полина Андреевна вышла из дома, держа за руку дочь.
— Вот ты меня в школу провожаешь, — зудила дочь, — а Витю Викторова никто не провожает!
— Наверное, некому!
— Нет, очень даже есть кому. У него все три родителя дома работают.
— Как это — три родителя?
— Папа, мама и дедушка. И никто не провожает! Почему?
— Ну, не знаю почему!
— А почему все-таки?
— Что ты пристала! — разозлилась мать. — Может, у него родители алкоголики?
— Все три? — серьезно спросила дочь.
В школе, в учительской комнате, Полина Андреевна стояла с понуро-виноватым видом, а хорошенькая молодая учительница привычно выговаривала, она уже наловчилась отчитывать детей и их родителей.
— Ваша Алла чересчур мобильна и постоянно эмоциональна!
— Я ей скажу!
— Ее эмоциональные всплески нарушают нормальный школьный ритм!
— Я ей всыплю! — пообещала мать.
— Бить не надо, устарело! — возразила учительница. — Есть современные методы наказания, например запретить смотреть вечернюю сказку!
— Да она уже и так ее давно не включает, она смотрит «Голубой огонек».
Учительница подумала и сказала:
— Это нехорошо! Лучше пусть смотрит программу «Время». А я вас вызывала… я попросила прочесть любимое стихотворение, и ваша Алла, — тут учительница понизила голос, — стала декламировать
