– Он вам что-нибудь рассказывал о себе?
– В подробностях – нет. Я знаю, что он отбывал наказание за кражу.
– И несмотря на это… – не поверила я.
– Его откровенность мне импонировала. Ему ведь ничего не стоило соврать, я бы все равно не смог проверить, а он сказал правду… если это, конечно, была правда, – пробормотал Платонов. – После освобождения его обокрали на каком-то полустанке, родственников у него не было… В общем, он стал бомжом.
– А что вас насторожило в его поведении? – не унималась я. Личность Виталия теперь очень меня интересовала.
– Он был безусловно образованным человеком. На банального вора совсем не походил. Мы, конечно, не могли полноценно общаться, но… вы же понимаете: глухонемой вряд ли мог получить высшее образование, а он многие вещи прекрасно понимал и знал то, что далеко не всякому…
– Вы же сами только что сказали, что не могли полноценно общаться.
– Да, но он был прекрасным помощником, мог работать с текстом. А потом, я же видел, с какой жадностью он читает книги. И какие книги. Однажды я его застал с томом Цицерона в руках, вот он, на полке. Можете сами убедиться, на латыни.
– А вам не пришло в голову, что появление здесь бомжа по меньшей мере странно? За такими заборами, как правило, живут люди, далекие от христианского милосердия. Вряд ли они охотно кормят бомжей, скорее собаку спустят.
– Здесь живут вполне нормальные люди.
– Но пришел он именно к вам?
– Теперь и я прекрасно понимаю, как не случаен был его выбор.
– Очередной глухонемой появляется в нашем рассказе, – с улыбкой сказала Анна. Было непонятно, иронизирует она или просто констатирует факт. Я нахмурилась, переводя взгляд с нее на Платонова. Руки старика вновь нервно задергались, он вздохнул, посмотрел на них и сунул под плед. – Вы считаете его Хранителем? – все с той же улыбкой спросила Анна.
– Н-нет, – помедлив, ответил он. – Нет. Иначе в записке нет смысла. Зачем ему предостерегать вас от самого себя?
– Чтобы напугать, к примеру, – пожала я плечами.
– Нет, я не думаю, что он Хранитель. Скорее уж напротив… В любом случае мы, сами того не желая, привели в движение некие силы.
Мы ждали, что он еще скажет, но он молчал, и я переспросила:
– Некие силы?
Он кивнул, раз, другой.
– Да. Долгое время никто не проявлял интереса к определенным вещам, и чье-то внезапное любопытство их насторожило. Вспомните, глава из Пятого Евангелия долгое время спокойно хранилась в монастыре, но вдруг все пришло в движение. Смерти, пожары. То же самое произошло в следующий раз, когда икона оказалась в церкви Вознесения. До поры до времени все тихо, и вдруг… какой-то толчок. Что-то их напугало, они почувствовали угрозу и начали действовать.
– Вы имеете в виду Хранителей?
– Хранителей или их врагов.
– В результате исчез Виталий?
– Возможно.
Его ответы становились все более лаконичными, взгляд сделался неподвижным, он уставился на какую-то точку в стене напротив.
– Явное нарушение логики, – покачала головой Анна. Я с удивлением перевела на нее взгляд, и Платонов тоже, точно вдруг очнулся. – «Бойся Хранителей», по-вашему, предупреждение о том, что любопытство проявлять не стоит. Хранители заинтересованы в том, чтобы Пятое Евангелие тихо-мирно лежало где-то в абсолютной безопасности, на то и Хранители. На фига им свистопляска с трупами или, как в нашем случае, лишние разговоры, даже вмешательство милиции. Ну, полазили бы мы по этому подвалу, и что? Вы ж сами говорите: ничего там найти невозможно. Вышли бы все в паутине и отправились восвояси. Вот и все.
– Да-да, я понимаю, о чем вы. Скорее всего, это те, кто ищет Евангелие. Бог знает как они себя называют. Между ними идет вечная вражда. Я думаю, антихранители постоянно провоцируют своих врагов, заставляя проявить себя. Понимаете? Только так они могут обнаружить Хранителей и выйти на Евангелие.
– Убийства среди монахов, поджоги?
– Да. Именно. Они догадываются, но не знают. Моя мысль ясна для вас? Мы стали невольным катализатором, если здесь допустимо это слово. И все из-за нашего неуемного любопытства, – закончил он с горечью.
– Ну, не скажите, – заметила я. – Если Виталий появился именно у вас, этому должна быть причина.
– Вы думаете? И где-то в старых книгах… Конечно, у меня есть редкие издания. Очень редкие. Но они прошли через множество рук, и я знаю каждую страницу…
– Возможно, Виталий считал иначе. Отсюда его страсть к книгам.
– Но я говорю вам: это невозможно. Я знаю каждую строку, каждую букву. Я одиннадцать лет прикован к креслу, и эти книги – моя единственная радость.
