– Недавно я получила письмо, – вздохнула я. – После прочтения буквы как по мановению волшебной палочки исчезли.
– Что вы хотите этим сказать? – поднял голову Николай Иванович.
– Я не историк, но знаю, старинные книги, написанные на пергаменте, таят множество загадок. К примеру, один текст счищали и писали по старому новый. При определенных условиях…
– Да-да, я понимаю. Но у меня нет таких книг. Ни одной книги, изданной раньше позапрошлого века. Какой уж там пергамент…
– Глава Евангелия исчезла как раз в девятнадцатом веке, – не отступала я.
– Допустим, кто-то вверстал в книгу главу из Евангелия и даже замаскировал текст. Неужто вы думаете, что я не заметил бы странность? Бумагу от пергамента отличить легко. К тому же я покупал книги у букинистов, это в большинстве своем очень сведущие люди и такой детали не упустили бы, а, заметив, проявили бы интерес. Одно несомненно: Евангелие где-то рядом, и какими-то своими поступками мы привели машину в движение и сами оказались замешанными в это.
– А может, ваш Виталий просто устал от оседлой жизни? – вдруг сказала Анна. – А все остальное – чьи-то глупые шутки и наша разыгравшаяся фантазия?
– Хотел бы я думать так же, – немного помолчав, точно оценивая ее слова, произнес Платонов. – Если это шутка, то дурного тона. – Он подкатил кресло к окну и слегка приподнял штору. – Взгляните. Они здесь со вчерашнего вечера.
С замиранием сердца я подошла к окну и осторожно выглянула, чувствуя возле своего уха горячее дыхание Анны. В нескольких метрах от дома стояла черная машина. Я не уверена, что та самая, которая мелькнула вчера, прежде чем скрыться за кирпичной стеной бывшего санатория. Окно было открыто, и я увидела лицо человека в профиль. Очень бледное лицо, по контрасту с солнцезащитными очками – смертельно бледное.
– Их трое, – вздохнул Платонов. – И они сменяют друг друга.
– Надо вызвать милицию, – пробормотала я и кинулась к телефону.
– Бесполезно, – печально ответил Николай Иванович, осторожно опуская штору. – Разве вы не поняли, с чем имеете дело?
– Милиция быстро разберется с этими типами.
– Подъедут и проверят документы, – подала голос Анна. – Единственное, что они могут. – Ее отношение к милиции мне было известно, и то, что она вдруг поддержала Платонова, меня не удивило. – А парни скажут, что движок забарахлил и они ждут эвакуатора. Или еще что-нибудь в этом духе. Между прочим, имеют право, раз ничего не нарушают.
– Проверить документы тоже немаловажно. По крайней мере будем знать, кто они.
Анна с Платоновым переглянулись, он вздохнул, а она покачала головой.
– Если вмешается милиция, очень возможно, появится еще труп.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я, данное утверждение прозвучало довольно двусмысленно.
– Когда надо, они действуют очень решительно, – кивнула она в сторону окна. – И никакая милиция не убережет.
– Вы… вы ведь не просто так появились здесь? – забеспокоился Николай Иванович. – «Пятый евангелист» вызвал ваше любопытство, но вы так и не сказали, что этому предшествовало. Это не простое любопытство, я прав? – Он выделил слово «не простое», Анна развела руками, а я не спешила с ответом. – Значит, прав, – кивнул Николай Иванович. – Надо было сообразить еще в прошлый ваш визит. Кто из молодых в наше время так заинтересуется краеведением, что отправится к старому брюзге выслушивать его истории. Так на чьей вы стороне?
– А вы? – ответила я вопросом на вопрос, вместо того чтобы призвать его умерить свои фантазии.
– Я… это звучит кощунственно, но я бы просто хотел удовлетворить свое давнее любопытство. Увидеть главу Пятого Евангелия. Тогда я смог бы узнать, верны ли мои догадки.
– Об Иуде? – вновь спросила я. Он сглотнул, как будто что-то мешало ему говорить. – Чем он вас так занимает?
– Всегда следует выслушать противоположную точку зрения. Мы знаем о нем лишь от его врагов. Он был проклят ими и сведен до положения банального предателя. Тридцать сребреников, – хмыкнул Платонов. – Чушь… Я думаю, мы бы наконец узнали всю правду. О моралисте из Галилеи и тех, кто его окружал. Пятое Евангелие самое правдивое, с этим никто не будет спорить, раз написано оно еще при жизни Христа. Потом все эти апостолы его подправили, подредактировали, впрочем, и тогда без досадных накладок не обошлось. Ну да ладно. Представьте, что начнется, если человечество узнает, что две тысячи лет безнадежно заблуждалось, верило не в то и не в того.
Я с изумлением слушала эту речь, глядя на побелевшее от гнева лицо старика. Анна стремительно пересекла комнату и склонилась почти к самому лицу Николая Ивановича.
– На самом деле Хранители следят за тем, чтобы рукопись никогда не увидела света? В этом их задача?
– Думаю, да, – ответил старик, было заметно, что слова давались ему с трудом, он слабел, и я боялась, что он может упасть в обморок.
– Значит, эти люди стоят на страже традиции… Почему бы тогда попросту не уничтожить Евангелие?
Старик закрыл глаза и покачал головой.
– Вы не понимаете. «Ибо Господь Саваоф определил, и кто может отменить это?»
– Если это есть, значит, это должно быть, – пробормотала Анна едва ли не с отчаянием. – А сатанисты,
