убийца разделался с Хоботовым, тот на кухне появился раньше…
– Точно. Убийца утопил несчастного, отправил вещички в сушку, а сам пошел за машиной, зная, что теперь Аглае самое время топать к автобусной остановке. Он опять рисковал. Но что поделаешь? Должно быть, приперло.
– Если он удерживал Хоботова под водой, то сам был просто обязан вымокнуть.
– Если не разделся заранее. Хоботов подходит к реке, а его убийца преспокойно там плещется. Вряд ли это вызовет подозрения.
– Обувь, – хмуро бросила Софья. – Замша после сушки в машине…
– Хоботов неряха. Его ботинки в таком виде… впрочем, он мог их не сушить в стиральной машине, а пристроить где-нибудь на солнышке. В любом случае, ему невероятно повезло. Труп обнаружили через несколько часов. И ботинки и одежда к тому моменту и так бы высохли, день был солнечным.
– Разделавшись с Аглаей, он идет в прачечную, забирает вещи, складывает их на берегу и преспокойно ложится спать. Здорово. Теперь самый главный вопрос: кто этот парень?
– Почему парень? – удивилась я. – Все это могла проделать женщина. Теоретически могла, – поправилась я.
– Тогда поставим вопрос по-другому: кому понадобилось убивать Аглаю и Хоботова?
– Если допустить мысль о том, что разговор у них шел обо мне, то выходит, что мне и понадобилось, – развела я руками. Однако Софья отреагировала чересчур серьезно:
– Не шути так.
– Хорошо, не буду, – кивнула я. – Хоботов желал продать сведения, которые жаждала заполучить Аглая. Третье лицо этого не желало. Хоботов гибнет, но это третье лицо на этом не успокоилось, он или она боялись, что Хоботов успел что-то рассказать Аглае, и на всякий случай ее тоже прикончили. Мы с тобой эгоисты, – вздохнула я.
– Почему это? – нахмурилась Софья.
– Потому что уверены: весь мир движется вокруг нас, точно планеты вокруг солнца. И если Аглая о чем-то договаривается с Хоботовым, так это непременно касается нас.
– По-твоему, это касалось кого-то другого?
– Разумеется, раз я их не убивала. Ты, надеюсь, тоже? – спросила я.
– Конечно, – поспешно кивнула Софья.
– Значит, это кто-то другой.
– И он имеет к нам непосредственное отношение: часто бывает в доме, знает распорядок дня, знает, что сын Игнатова бросает машину у калитки… круг сужается. Алексея, Павла и твою подружку Ирину можно смело вычеркнуть.
– С Павлом я бы не торопилась, – как можно спокойнее заметила я. – Впрочем, если учесть, что предполагаемые сведения об убийце собирался продать Хоботов, то круг сужается до трех литературных дам. Аглая не в счет, раз уж мы ее потеряли.
– Почему не в счет? Может, она хотела купить компромат на саму себя, утопила Хоботова, после чего случайно угодила под машину.
– Экзотично, – кивнула я. – Впрочем, мне нравится.
– Мне тоже, – расплылась в улыбке Софья. – А теперь быстренько забыли все, что мы успели здесь нафантазировать, потому что нет никаких убийств. Есть несчастные случаи. С Хоботовым точно несчастный случай, так решили в милиции. Остальным пусть займется милиция, лишь бы подальше от нашего дома. Хоть мы и не пуп земли, однако интерес у граждан вызываем. Лучше пусть роют в другом месте.
– Не могу не согласиться, – усмехнулась я, твердо намереваясь выбросить предполагаемые убийства из головы. Но не тут-то было.
После обеда, который прошел вяло и практически без разговоров (говорить все способны были лишь о трупах, а портить аппетит не хотелось), я имела долгую беседу с Мариной Федоровной, которая торопила меня с рукописями и умоляла хотя бы дать ей возможность взглянуть на них. На мольбу я откликнулась, в результате мы провели в моем кабинете три часа, в продолжение которых Скворцова читала и восторгалась, а я пила свой любимый коктейль и прикидывала, сколько смогу получить за очередной шедевр.
В разгар моих самых буйных фантазий в кабинет постучали, и Наталья с несчастным лицом сообщила, что меня срочно хотят видеть. Я прошла в гостиную, где металась Рахиль Моисеевна Хоботова без признаков простуды, зато в сильнейшем гневе.
– Вы убили моего мужа, – заявила она, как только я переступила порог.
В общем, это заявление меня не удивило, оттого я совершенно спокойно ответила:
– Я вас, милая, в психушку сдам.
Мои слова подействовали. Рахиль Моисеевна устроилась в кресле и зарыдала, платка у нее не оказалось, и она гневно потребовала:
– Дайте салфетку. – Салфетки было не жалко. Всплакнув, она обратила ко мне лицо и сказала: – Все это очень странно. Я так и сказала в милиции. Разумеется, я прекрасно понимаю, с кем имею дело, раз уж вам трижды удалось… – Тут милая дама прикусила язык, но ненадолго. – Я буду бороться, – добавила она. – Лучше не надо, – попросила я вежливо.
– Вы мне грозите?
– Зачем? – удивилась я. – Слушайте, вскрытие показало, что ваш муж утонул в результате сердечного приступа. Кому поверят больше: экспертизе или вашим домыслам?
