и явно не жалея времени. В целом он напоминал отважного партизана после допроса в гестапо. Я стояла столбом, таращась на него, кажется, даже без мыслей, только чувствуя тяжесть в желудке и борясь с подступившей тошнотой.
– Что ж это такое? – испуганно пробормотала Екатерина Ивановна.
– Все в порядке, мать, – не открывая глаз, сказал он. – Ребро сломано, а остальное ерунда. Ангелину позови.
– Она здесь.
– Ага… Поговорить мне с ней надо.
Екатерина Ивановна взглянула на меня, нахмурилась и поспешно вышла. Я приблизилась к Алексею, он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша. Я подумала, может, он без сознания, коснулась его руки и на всякий случай позвала:
– Алексей…
– Деньги в сумке, под кроватью. Забирай их и поезжай к мужу.
Я вцепилась рукой в кресло, чтобы удержаться на ногах.
– Они… они нашли тебя? – спросила тихо. – То есть я хотела сказать…
– Дружков встретил, старых… Теперь неделю буду отлеживаться, а дружки могут заглянуть, вдруг соскучатся. К чему вам встречаться. Поняла? Бери ребенка, деньги и сматывайся.
– Это они, да? Те самые люди?
– Я же сказал, старые друзья. Кое-что не поделили. И ни к чему им знать о тебе. Все. Башка гудит, спать хочу. Матери скажи, пусть не беспокоится, со мной порядок. Да, и никаких врачей. Дня три поваляюсь и встану. – Он отвернулся и замолчал, а когда я наклонилась к нему, стало ясно, он находится без сознания.
Я перевела взгляд на кровоточащие рубцы, сглотнула и со злостью подумала: «Хороши друзья. Ему нужен врач, это ясно. Он потерял много крови. Просто чудо, что он смог добраться до дома…» Я торопливо вышла с террасы. В кухне Екатерина Ивановна наливала в таз воды, рядом на стуле лежали чистые полотенца.
– Надо вызвать «Скорую» из райцентра, – неуверенно предложила я.
– Ты что, не слышала, что он сказал? – зло глядя на меня, спросила женщина.
– Но… Екатерина Ивановна, ему нужен врач, обязательно.
– Конечно, – кивнула она с горькой усмешкой. – Да не сделать бы хуже. Полотенце бери и лекарства. – Она подхватила таз с водой и пошла к сыну. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
Должно быть, на дорогу домой Алексей израсходовал все силы, потому что в себя он так и не пришел, только стонал время от времени. Когда мы смыли с него грязь и кровь, лучше выглядеть он не стал. Было ясно: рубцы через три дня не затянутся. Екатерина Ивановна обмотала его грудь полотенцем, стянув потуже. Выхода своему горю она не давала, держала себя в руках, но я-то видела, чего ей это стоит. Рана на лбу Алексея выглядела хуже некуда, скорее всего у него было сотрясение мозга.
– Ему нужен врач, – упрямо повторила я. Она сердито посмотрела на меня, но заговорила о другом:
– До утра побудешь у соседей. Страшно отпускать вас на ночь глядя, мало ли что… – Выходит, наш разговор она слышала. – Бери Сашку, переночуете у Максимовых, это через три дома от нас. Пойдем огородами, чтоб никто не видел.
– Что вы им скажете?
– А им ничего говорить не надо, у них старший вроде моего Лешки…
– Екатерина Ивановна, – решилась я, – у нас есть машина, мы можем уехать вместе…
– А если на посту остановят, как объяснишь? Да и нельзя его везти, ты же видела, на нем живого места нет. Если он тебя здесь прятал, значит, не хотел, чтоб кто-то знал. Не смотри так, не дура, поняла. Он ведь мог… – Она сбилась, закрыла глаза ладонью, потом тряхнула головой и закончила: – А он сюда ехал. Не ко мне. Чего уж там, я все понимаю, к тебе – предупредить хотел. Ну так вот, давай слушать, что он сказал. Алексей в этих делах больше понимает.
Я подхватила спящую Сашку на руки, накрыла одеялом и вслед за Екатериной Ивановной вышла из дома. Соседи встретили нас приветливо, точно не видели ничего особенного в появлении ночных гостей. Нам с Сашкой постелили в чулане.
– Славка завтра утром вас на своей машине до райцентра довезет, – сказала Екатерина Ивановна на прощание, – я договорилась. – Она посмотрела на спящую Сашку, потом осторожно поцеловала ее и пошла к двери. Возле крохотного окошка на столе стояла свечка в поллитровой банке, я хотела зажечь ее, но передумала: свет мог помешать ребенку. Легла рядом с Сашкой, но сон не шел. Странно, то, что будет со мной утром, не очень-то занимало меня. Я думала об этой женщине, о ее сыне, и мне все труднее было представить, что через несколько часов я уеду и, возможно, никогда больше не увижу их.
Я поднялась и выглянула в окно, в крошечном стеклянном квадратике было видно звездное небо. Полнолуние, ночь ясная, оттого на улице было почти светло. Я надела кофту, чувствуя легкий озноб, посмотрела на дочь, она спала крепко, свернувшись калачиком, осторожно вышла из комнаты. Открылась дверь, и я увидела хозяйку.
– Пойду узнаю, как дела у Екатерины Ивановны, – прошептала я, испытывая чувство неловкости – в самом деле, от нас чересчур много хлопот. Женщина кивнула без малейших признаков раздражения.
– Вернешься, в окно стукни. За девочку не беспокойся, присмотрю.
Я бросилась к дому Екатерины Ивановны. Дверь была не заперта, что меня удивило, я распахнула ее и увидела мать Алексея. Она сидела на стуле напротив двери.
– Ты, – сказала она тихо и вроде бы вздохнула.
