– Что за люди, – загрустнела Сонька. – Вместе пили, вместе спали, а договориться не можем. Давайте по-доброму. Слышь, Витька, росли вместе, ты меня когда-то бабой сделал, дай шанс считать тебя человеком.
– Чего ты от меня хочешь? – заорал Рахматулин, а я с удивлением поняла, что глупая Сонькина речь его достала.
– Жить дружно, вот чего. Скажи, что надо сделать, – сделаем. Молчать о трупах, хорошо, промолчим. И Глеб не вякнет, к Гретке он неровно дышит. Надо еще что – только скажи. Но и ты помоги. Ты же знаешь, что без тебя мы не жильцы. Не Оборотень, так Браун…
– С ним разберусь. Обещаю. Никто вас пальцем не тронет.
– Лады, – поднялся Глеб, – я ни во что не вмешиваюсь. Но если с Марго что случится, своего Оборотня можешь не ждать, я тебя сам пристрелю. – Он подхватил нас с Сонькой и повел к двери.
Машина Глеба была на стоянке возле моего дома.
– Я хочу с тобой поговорить, – сказал он, – садись в машину.
Сонька тоже полезла, но я ее шуганула.
– Мне совсем исчезнуть или подождать? – спросила она.
– Жди.
Сонька отошла к подъезду и замерла, грустная и терпеливая. Я села рядом в Глебом.
– Витька прав. Ты валяешь дурака, киска. Или ты знаешь обо всем гораздо больше, чем говоришь, или кто-то круто тебя подставляет.
– У меня тоже имеются кое-какие мысли. Первый раз я проснулась в 6.30. В комнате тебя не было. Только не говори, что двадцать минут ты сидел в туалете.
Он схватил меня за локоть, рванул на себя и сказал, задыхаясь от бешенства:
– Врешь. Глупая наглая ложь. Хочешь поймать меня на такой дешевке? Я согласился не заявлять в милицию по одной причине: ты в этой истории завязла по уши. Ты врешь Рахматулину, врешь мне и, вполне вероятно, врешь еще кому-то. Это плохо кончится.
– Возможно. Это хороший повод держаться от меня подальше. Что тебя держит? Почему ты не ушел, как только почувствовал, во что влез?
– Потому что без меня тебе не справиться.
– О господи, мы знакомы всего три дня. Я должна поверить, что ты готов рискнуть жизнью ради женщины, которую едва знаешь?
– Готов.
– Рыцарство опять в моде?
– Вообще-то я тебя люблю.
– Здорово. И как я, по-твоему, должна отреагировать?
– Не знаю. Обрадоваться, наверное.
– Я обрадовалась. Честно. Давай встретимся, когда все кончится. Если ты захочешь, конечно.
– Что значит, когда все кончится?
– Когда я во всем разберусь.
– Ты всерьез думаешь, что сможешь… Как ты себе это представляешь, интересно?
– Кое-какие соображения у меня есть.
– Ты дура, киска. Ты даже не понимаешь, во что вляпалась. Кем ты себя вообразила? Шерлоком Холмсом? И после этого ты хочешь, чтобы я оставил тебя одну? За кого ты меня принимаешь?
– Я не хочу, чтобы ты вмешивался, вот что!
– У меня есть предложение. Разумное. Вы с Сонькой уезжаете, например, на Багамы. Там шикарные пляжи. Идет?
– Хорошая идея, мне нравится. Только ты едешь с нами. А если твой отпуск в последнюю минуту вдруг сорвется, останусь и я.
– Я тебя понял. Мне придется доказать, что я не верблюд. Так?
– Вроде того.
– Для этого я должен найти предполагаемых убийц предполагаемого покойника, найти психопата Оборотня и засадить их в тюрьму. Что ж, я согласен, если это единственный способ получить тебя.
– Не единственный. Достаточно отойти в сторону и подождать, пока все кончится.
– В жизни не слышал ничего глупее. Позволить тебе рисковать головой, а самому отсиживаться в сторонке? Нет, милая, хочешь ты этого или нет, я в деле.
– Катись, – сказала я, выходя из машины, – своим присутствием ты все усложняешь. Я нервничаю и понапрасну трачу силы.
– Идиотизм, – грустно заметил он.
– Идем, доктор Ватсон, – сказала я Соньке.
