– Каждую неделю. Он хороший, заботливый. Соседям наказал за мной присматривать.
– И на этой неделе был?
– На этой не был. С апреля, с 25-го числа, не был. Видно, дела, работа. Работа у него ответственная, он начальником в гараже. Еще перед армией шоферские курсы закончил, потом техникум. Вот будет у него выходной, приедет. Я жду.
– Он что, не женат?
– Нет. Была у него девушка, да что-то не сладилось. Я ему: Илюшенька, годов-то уж тебе много, пора бы жениться, а он смеется, говорит: «Василису Прекрасную дожидаюсь».
– А другой внук?
– Веня тоже не женат. Он в Саратове. Был у меня перед армией, и как из армии вернулся, заезжал. На каждый праздник открытку присылает и письма. Вот они все, в шкафу.
Я посмотрела в сторону шкафа и увидела фотографию в рамке.
– Внук? – спросила.
– Да. Это Веня. Они с Илюшей очень похожи, точно близнецы. Это Веня два года назад фотографировался, его как раз из больницы выписали, аппендицит вырезали. Илюша к нему ездил, вот карточку мне и прислал с ним.
– Значит, братья видятся?
– Конечно. Илюша часто в Саратов ездит. У него машина. И меня бы отвез, только вот ноги больные, сводит, не усижу я в машине.
– А Веня тоже шофером? – влезла Сонька, ее распирало от желания внести лепту в общее дело.
– Нет. Веня в охране работал, на заводе, а потом в кооператив ушел. Там заработки больше. Внуки у меня хорошие: не пьют, не курят, дурного слова от Илюши не слышала. Дочка покойная была бы довольна.
– А что с родителями случилось?
– Сергей в аварию попал, на заводе авария… вот и… А Верочка его на два года пережила, рак желудка. И остались деточки, одному одиннадцать, другому девять годков.
Сидели мы часа два. Уходить не хотелось. Беспомощную, почти слепую старушку было нестерпимо жалко. Вышли на улицу с тяжелым чувством.
– Бабку-то жалко до слез, – вздохнула Сонька. – Внука ждет, любимого Илюшу, а он у нас возле амбара зарыт. И почто я с тобой поехала? Отрицательные эмоции мне вредны. Куда теперь? В Саратов махнем?
– Зачем? И так все ясно. Рыжий мент – брат Вениамин.
– Как же он об убийстве узнал? – почесала за ухом Сонька.
– А это он нам сам расскажет, – ответила я. – Нам либо договор с ним заключать надо о дружбе и сотрудничестве, либо Витьке сдавать к чертовой матери.
– Гретхен, хоть ты и фашистских кровей, а бабку сиротой оставить не можешь.
– Не могу. Сама осиротею, лишившись верного друга, то есть тебя.
– Почему это сразу меня? – обиделась Сонька.
– Хорошие люди гибнут первыми.
Рыжий мент, который был брюнетом и, строго говоря, не был ментом, молча смотрел на нас с порога своей квартиры.
– Здесь общаться будем или можно войти? – спросила я.
– Можно, – кивнул он. Спокойно, но взгляд его затравленно метнулся. Надо полагать, за нашей спиной ему мерещился кто-то еще. Мы прошли в кухню и сели на древних расшатанных табуретках.
– Как предпочитаете, чтобы вас называли? Гражданином Тарасовым или исконным именем? – поинтересовалась я.
– Что же это за имя?
Отвечать я не собиралась, но тут Сонька влезла:
– Вениамин Сергеевич, вы с нами в эти игры не играйте. Скучно.
Он задумался, кивнул:
– Вижу, кто-то поработал. Вы?
– Мы. Проявили инициативу. Кстати, ваша бабушка беспокоится. Потрудились бы навестить одинокого человека.
– Потружусь. Что дальше?
– Видишь ли, Вениамин, не могу я допустить, чтобы кто-то за моей спиной стоял и неведомые планы строил. Давай-ка пооткровенничаем.
– Это вы звонили? – спросил он. – Конечно, я должен был сообразить… Брат жив?
– Думаю, нет, – ответила я. – Медальон мы нашли на деревенском кладбище. Славка его украл и с ним по кабакам болтался. Вот кто-то и увидел приметную безделушку. Рахматулин действительно Сонькин одноклассник. На него надеялись. Да, видно, зря. Как ты узнал, что брат исчез? Косырев сообщил?
