– Очнулась? – усмехнулся Витька.
– Да вроде бы.
– Крепкая у тебя башка, однако. Захочешь выпрыгнуть – валяй. Сама себе шею не свернешь – пристрелю.
– Так ведь все равно пристрелишь, – вздохнула я, пытаясь поудобнее устроить голову, в которой не иначе как расположили ядерный реактор. Витька хохотнул:
– Это точно. Очень ты любопытная. Везде свой нос успела сунуть.
– Да не хотела я. Просто не везло. – Я покосилась в заднее стекло, делая вид, что шею разминаю. Мелькнуло там что-то или я выдаю желаемое за действительное? В любом случае, привлекать Витькино внимание не стоит. – А на кладбище зачем?
– Пройдем по кругу, – опять хохотнул он. – С чего начали, тем и кончим.
– На кой черт тебе понадобилось заваривать эту кашу? – покачала я головой в искреннем недоумении. – Жилось плохо? Денег не хватало?
– Много ты понимаешь. – Голос его зазвучал неожиданно зло. – Денег. Ты своими куриными мозгами таких денег и представить не можешь.
– Куда уж мне, – согласилась я и опять на дорогу покосилась, вздохнула и решила разговор продолжить: – Значит, тебе велели убрать Маурина, а ты с Каховским денежки прибрал, а потом и его шлепнул, выставив вором. Все его ищут, а настоящий вор у них под носом. Одного не пойму: чего ты здесь делаешь, почему ты не на Багамах? Ведь хозяева твои все равно до правды докопаются…
– Не твое дело! – рявкнул Витька, а я засмеялась.
– Ясно. Надул тебя Каховский. Шлепнуть ты его шлепнул, а денежки не получил. Потому теперь и крутишься здесь, как вошь на гребешке.
Витька вдруг засмеялся:
– Не было никаких денег. В этом все дело. Каховский – сукин сын. Ни копейки, понимаешь?
– Значит, задаром душу продал? Не повезло. Угрызения совести, должно быть, мучают. Зачем связного убил? Расплатился бы с Оборотнем, снял камень с шеи, глядишь, и выкрутился.
– Не так все просто, умница моя. Я жив до той поры, пока Каховский в бегах числится. А Илья… Илья знал, и этот Оборотень тоже. Надо было от обоих избавляться. Вот тут я маху и дал. Надо было самому заняться, а я поручил дружкам… Козлы, мать их! О том, что у Ильи брат есть, я знать не знал, а эти идиоты сутки с ним бились и понять не смогли, что перед ними другой человек. Дерьмо.
– Может, он говорил им, только они верить не хотели.
– Может. Кто такой Оборотень, они так и не узнали, зато с Большаковым напортачили. Заверили меня, что он концы отдал, мол, перестарались малость, а покойничек из могилы сбежал. Ваша работа?
– Наша.
– Где он?
– Далеко. Жив, здоров и тебе привет шлет.
– Пусть шлет. Завтра меня ни одна живая душа не сыщет. Конец истории.
– Славку твои дружки убили?
– Они. Умники. Боялись сказать, что покойничек шустрячком оказался, из могилы сбежал. Вот и намудрили. Хлопнули старика, а потом и Славку вашего. Я знать ничего не знал, пока вы с Сонькой не заявились. Этих идиотов пришлось убрать, только все уже вышло из-под контроля. Пятки жгло. А тут Оборотень. Конечно, надо было деньги ему передать, а уж потом разбираться, кто он да что он. Каюсь, пожадничал, за что и поплатился.
В этот момент мы свернули к кладбищу, и Витька затормозил у ограды.
– Ну, вот, – сказал он радостно. – Приехали. – Он вышел из машины, извлек из багажника лопату и предложил мне: – Давай-ка, Маргарита, поработай маленько.
– Зачем это? – искренне удивилась я. – Место глухое, меня здесь не скоро найдут.
– Давай-давай.
– Что за идиотская фантазия?
– Надо все доводить до конца, – хохотнул Витька, – в могиле должен быть покойник.
– Нашел дуру. – Я отшвырнула лопату. – Надо тебе, ты и рой.
– Не зли меня, – ласково попросил он, – не то я этой лопатой отрежу тебе пальчики на ножках, сразу зашевелишься.
– Если ты мне пальчики отрежешь, у меня будет болевой шок, а потом я истеку кровью, – заметила я, но лопату взяла: нервы у Витьки шалили, он мог сорваться в любую минуту.
– А зачем копать здесь? – спросила я, чтоб поддержать разговор. – Я, к примеру, у березы хочу. В конце концов, это моя могила.
– Ничего. Здесь тоже неплохо.
Треснула ветка. Я опасливо покосилась на Витьку, но он в свои думы погрузился и ничего не заметил.
– Я до утра провожусь, – сказала я, – помог бы.
