железной дланью и не дал свалиться мешком с высоты второго этажа. Через пару секунд я с нежностью обнимала шершавый ствол.
– Давай вниз, – скомандовал Гоша. Мы пропустили его вперед, он быстро спустился и помог нам. Оказавшись в кромешной темноте, Гоша взял нас за руки, бросился вправо, и мы побежали по траве, согнувшись в три погибели. Длилось это недолго, он затолкал нас в кусты и сообщил:
– Здесь Браун. Я его случайно засек.
– Браун? – удивилась я. – Один?
– Ты что? С какой стати Брауну ехать одному? Человек восемь, на двух тачках. Может, и больше. Браун и еще двое в машине возле пруда в кустах прячутся. Думаю, дело будет. Вот и решил вас из дома вытащить, с минуты на минуту начнется.
– Ты на колесах? – спросила Сонька, с головой у нее от перенесенных страданий опять стало неладно.
– Пешком пришел, – огрызнулся Гоша, – я с вами столько натерпелся. Машину угнал, чуть не умер.
– От страха? – посочувствовала Сонька.
– От угрызений совести, – пояснила я. – Где машина?
– Недалеко, спрятал в кустах у дороги. Смотри, какие дела, не нарваться бы ненароком.
– Пойдемте быстрее, – перепугалась Сонька.
– Надо все обдумать сначала, – сказала я. – Может, есть смысл Витьку предупредить?
– С какой такой радости?
– Что, если Браун Витьку сегодня убьет?
– Слезы ты у меня не выжмешь.
– Больно надо. Только если Браун его сегодня убьет, кто ж Оборотня поймает?
– А зачем его ловить?
– А затем, что он тебя, дуру, убить хотел.
– Далась я ему, ей-богу, – запечалилась Сонька. – Так ведь если Витька всех перемочит, мы тоже не жильцы. Шлепнет, даром что одноклассник.
– Давайте мотать отсюда, – не выдержал Гоша. – Сегодня им не до нас, поедем к Соньке на дачу, здесь всего-то пять километров.
– Как так? – удивилась я.
– Да так. Огни видишь? Это Осипово, село, куда в магазин ездили. Дорога через лес песчаная, десять минут – и дома.
– О господи, – простонала я, – постой, ведь Сонькина деревня в другом районе.
– Соседствуют районы, а дорога напрямую. Неужели непонятно?
– Подожди, подожди, – силясь собраться с мыслями, попросила я. – Дай сообразить.
– Чего соображать? Я эту дорогу знаю лет с десяти, когда отец шофером работал, щебенку возил, километра два отсюда – карьер, так вот: им в путевках рисовали тридцать километров, то есть отсюда через город и в Потайск, а они напрямую, вот по этой дороге. Теперь соображаешь?
– Я – нет, – сказала Сонька, – но то, что через десять минут на даче будем, мне нравится. Хочется, знаете ли, под кров.
– Я дура, – пришлось сознаться мне, – столько прожить на свете и не знать географию родной области.
– А чего так много разговоров? – разозлилась Сонька. – Далась тебе эта дорога?
– Софья Павловна, отсюда до куделинского кладбища четыре километра. На своей даче прятать труп только идиот будет, а вокруг строительство, землю роют, вполне могут и откопать кое-что. А вот на кладбище на человеческие кости натолкнуться – дело вполне понятное.
– Выходит, – начал Гоша, но Сонька его перебила:
– Большакова допрашивали на этой самой дачке? Наш друг Витенька? Вот дерьмо!
– Идем к машине, – сказала я.
Стараясь производить как можно меньше шума, мы пошли кустами вдоль дороги. Гоша так спрятал машину, что сам с трудом ее отыскал, зато радости его не было границ.
– Поехали, – сказал он, устраиваясь за рулем.
– Придется подождать, – сообщила я.
– Что? – рявкнули они в две глотки.
– А чего орем? Вы сидите здесь и наблюдаете за дорогой. И меня ждете. Только и всего.
– Что значит «ждем»? А ты куда?
– У меня важное дело, которое я не могу бросить на полдороге.
– Ты не Отто Скорцени, – зашипела Сонька. – Он тебе даже не родственник. Сматываемся… – Но я уже юркнула в кусты, и Соньке пришлось заткнуться.
