разговоре не участвовала. Несколько раз муж обращался к ней, она в ответ только кивала. Когда мы закончили завтрак, молча поднялась и начала собирать на поднос посуду. Я огляделась, пытаясь сообразить, где находится кухня, — в столовой была лишь одна дверь, та, через которую я вошла. Женщина направилась к противоположной стене, вызвав у меня легкое недоумение, и тут выяснилось, что столовая с секретом. Стены здесь обшиты деревянными панелями, в них и была скрыта дверь. Хозяйка распахнула ее, и я увидела просторную кухню, вполне современную, с гарнитуром из белого пластика.
— Я вижу, вас привлекла наша маленькая хитрость, — улыбнулся Аристарх Давыдович.
— Интересное решение, — кивнула я, прикидывая, какие еще сюрпризы таятся в этом доме.
— Евгения Мироновна отлично готовит, — продолжил он. — Поэтому в кухне должно быть все необходимое. А чтобы технические достижения не вносили дисгармонию, я и придумал этот трюк с потайной дверью. Ну, что ж, если вы не возражаете, я покажу вам вашу комнату, а потом побеседуем о моих успехах на литературном поприще, — засмеялся он.
Комната оказалась довольно просторной, окно выходило во двор. Кровать, шкаф, секретер, две витрины, разумеется, все антикварное. Легкие шторы на окнах, на полу полосатый коврик. Комната для молодой, романтичной девушки. Ничего лишнего, все мило и скромно.
— Как вам? — спросил Аристарх Давыдович, наблюдая за мной.
— Отлично. Ночью можно спать с открытым окном, а еще любоваться вашим прекрасным садиком.
— Устраивайтесь, я буду ждать вас в кабинете.
Ловко управляя инвалидным креслом, он покинул комнату, а я, еще раз оглядевшись, развесила одежду в шкафу и разложила прочие свои вещи. На это ушло минут пятнадцать. Открыв дверь с намерением покинуть комнату, я едва не столкнулась с хозяйкой.
— Ванная, которой вы будете пользоваться, прямо по коридору, — хмуро произнесла она. — Туалет там же. Аристарх Давыдович спит очень чутко, ночует в другом крыле дома, туда вам лучше не ходить, он этого не любит. Моя спальня здесь, — ткнула она рукой в соседнюю дверь. — Телевизор только в гостиной, но она рядом со спальней Аристарха Давыдовича, надо спрашивать его разрешение. Обед у нас в три, ужинаем поздно, обычно в восемь. Если захотите чаю или кофе, все в кухне, я вам покажу, что где лежит. — И, не дожидаясь моего ответа, хозяйка отправилась в свою комнату.
Мое появление здесь не пришлось ей по душе или она просто не особенно общительна? Пожав плечами, я отправилась в кабинет хозяина. Он сидел за письменным столом и просматривал какие-то бумаги.
— Ну, как, уже устроились? — весело спросил он.
— Да, спасибо. У вас большой дом, а мебель как в музее.
— Эту коллекцию я собирал много лет, есть очень интересные вещи.
— Проведете для меня экскурсию? — мило улыбнулась я.
— Непременно. А сейчас садитесь рядышком, будем разбираться с моими заметками.
Следующие два часа я выслушивала рассказы старика о Николя Фламеле и разбирала бумаги. Писал хозяин от руки, почерк был на редкость красивым, каллиграфическим, и трудностей в понимании текста не возникло. Заметки представляли собой в основном выдержки из различных публикаций о средневековом алхимике.
Аристарх Давыдович предложил мне выпить чаю. Я с радостью согласилась, бумаги и рассказы хозяина навевали тоску. Старик нажал кнопку переговорного устройства, установленного на столе, и произнес:
— Женечка, принеси нам, пожалуйста, чаю.
Минут через десять появилась Евгения Мироновна с подносом. Расставляя чашки на кофейном столике, она сказала, не поднимая головы:
— Аркаша пришел. Хотел с тобой поздороваться.
— Потом. Я занят, — отмахнулся старик, она поджала губы и поспешно удалилась.
Мы стали пить чай, и я сочла момент подходящим, чтобы задать вопросы.
— Скажите, Аристарх Давыдович, ваш отец тоже интересовался антиквариатом?
— Нет, интересы моей родни были очень далеки от этого. Детство я провел в общежитии здешнего завода, крохотную комнату пришлось делить с родителями и сестрой-инвалидом. Потом мы получили двухкомнатную квартиру на окраине, моя сестра вскоре умерла, а вслед за ней и отец — всю свою жизнь он проработал слесарем на заводе, пределом его мечтаний был домик в коллективном садоводчестве. За всю жизнь он вряд ли прочитал хотя бы одну книгу. Моя мать все свободное время посвящала больной дочери. Я окончил техникум, пошел работать на завод, поступил на заочное отделение механико-технологического факультета, а затем долгое время работал инженером. И уже в зрелом возрасте понял, что занимаюсь тем, к чему душа моя не лежит. И решил рискнуть. Уволился с завода и открыл свой первый магазин. Болтался по блошиным рынкам, по деревням и уездным городкам, познакомился с людьми, у которых многому смог научиться. Покойная супруга была мне опорой, во всем меня поддерживала. И то, что я теперь имею, на шестьдесят процентов ее заслуга. Жаль, что она так рано покинула меня. Сколько лет прошло, а я до сих пор ощущаю утрату. Вы, наверное, думаете, отчего же тогда я женился во второй раз? — с грустной усмешкой спросил он.
— Я считаю, человек не должен быть один, — пожала я плечами. — После смерти мамы и отъезда отца я чувствовала себя очень одинокой.
— Да-да, в этом все дело. Одиночество. От него не спасает увлеченность своим делом, особенно когда тебе уже за семьдесят и ты прикован к инвалидному креслу. Очень хочется, чтобы рядом был кто-то… тот, кто позаботится о тебе и кому ты оставишь дело всей своей жизни. — Он тяжело вздохнул. — У меня нет детей. Бог не дал. Моя вторая супруга мало интересуется искусством, и когда я умру, все это… — он окинул взглядом кабинет, — перейдет к чужим людям. Вот я и спешу с этой книгой, оставлю хоть какой-то след на земле.
— Но у вас ведь, наверное, есть друзья, разделяющие ваши интересы?
— В долгой жизни есть свои минусы. Я пережил всех своих друзей. По крайней мере, тех, кого считал настоящими друзьями. — Он вновь вздохнул. — Простите мои старческие жалобы…
— Что вы, Аристарх Давыдович, — ахнула я. — И вы вовсе не старик, то есть я хотела сказать…
— Когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я думал, что в семьдесят лет жизнь лишена смысла. В общем-то, так оно, наверное, и есть. Но наш благородный француз помог мне его обрести.
— Вы так грустно это сказали, — добавив во взгляд печали, заметила я.
— Милая моя девочка, в моем возрасте остается так мало радостей. — Тут он сгреб мою руку, а я насторожилась, уж не собрался ли старикан за мной приударить? Он инвалид, будем надеяться, что греховные мысли его не посещают. И если вдруг у него появится интерес ко мне, то, скорее, платонический. Ладно, я не против того, чтобы немного повздыхать на пару и посетовать, что не довелось нам родиться в одно время… — Ну, вот, я вас расстроил, — улыбнулся хозяин. — Глазки такие грустные… милая Маша, я не хочу, чтобы вы подумали, будто я жалуюсь. В особенности на свою семейную жизнь. Евгения Мироновна прекрасный человек и по-своему меня любит.
— Я в этом не сомневаюсь, — кивнула я. — Иначе бы вы на ней не женились.
— Как вы очаровательно наивны, — усмехнулся он. — Что, значит, молодость… У меня случился инсульт, результат вы видите, инвалидное кресло, родных нет. Близких друзей тоже. Знакомые нашли мне сиделку. Молодая женщина приехала сюда вместе с сыном из Молдавии. За год до этого у нее погиб муж, его родственники претендовали на часть дома, начались скандалы, угрозы. Вот она и подалась сюда. Несколько месяцев она за мной ухаживала. Я успел к ней привыкнуть, а она ко мне. Просто встретились два одиночества, как в песне поется. И я на ней женился. Хотел, чтобы после моей смерти у нее не было проблем, по крайней мере материальных. Разумеется, были и эгоистические соображения, кто-то ведь должен ухаживать за инвалидом и находиться рядом в его последний час. Так что у нас что-то вроде делового соглашения, — засмеялся он.
— Сын Евгении Мироновны живет с вами? — спросила я.
— Нет. Я категорически против. Аркадий неплохой парень, но задержался в детстве. Есть такие люди, которые и в двадцать пять ничего не в состоянии для себя сделать, с учебой у него не заладилось, с работой тоже. Больше двух месяцев его ни на одном месте не держат. Каждый раз он находит этому
