– Через три недели я должен уехать… – опять испугался он и тихо добавил: – За границу…
– С заграницей придется подождать, – усмехнулась я, кивнув на его ляжку.
Мы вышли из квартиры, выбрались на лоджию, а затем на пожарную лестницу. Даже выезжая со двора, ни милицейских сирен, ни одинокого крика «Помогите!» не услышали. Видно, Леня еще не успел прийти в себя.
– Куда? – спросил Саша, сурово хмурясь.
– В поселок.
– Что ты собираешься делать там ночью? – Он выглядел очень недовольным и вроде бы за что-то злился – наверное, не ожидал, что я начну палить и калечить людей.
– Ты можешь высадить меня здесь, – отмахнулась я.
Он посмотрел укоризненно:
– Я не могу высадить тебя здесь. И не могу послать тебя к черту. Просто не могу. Хотя это было бы самым разумным. Ты лжешь на каждом шагу и не желаешь посвящать меня в свои планы.
– А я обязана?
– Иди к черту! – Он отвернулся и стал смотреть на дорогу.
– Куда мы едем? – догадалась спросить я через некоторое время: стало ясно, что покидать город он не собирался – мы спустились под мост в район старых узких улочек и одноэтажных домов.
– К моему другу. Где-то мы должны переночевать, а завтра утром поедем в Юбилейный: это бессмысленно, но отговаривать тебя я не стану.
– Я должна туда поехать, – сказала я, точно оправдываясь.
– Зачем? Что ты можешь узнать, раз этот жирный боров ничего не смог там накопать, а ведь у него большие возможности.
– Я должна поехать, увидеть этот дом…
– Я ведь не сказал тебе «нет», – перебил Саша. – Я сказал, что это бессмысленно.
– А что, по-твоему, я еще могу сделать? – всхлипнула я.
– Я мог бы ответить что. – Голос его звучал совершенно спокойно, только сведенные у переносицы брови свидетельствовали о том, что разговор ему неприятен. – Если бы знал всю правду.
– Какую, к черту, правду? – не выдержала я. – Я все тебе рассказала.
– Думаю, далеко не все. Я не верю, что ты ничего не знала о муже, иначе все твои дальнейшие действия выглядят нелогично. Твоя семья погибает, а ты срываешься в бега, вместо того чтобы идти в милицию. Почему?
– Господи, я ведь говорила тебе: я не помню те часы после взрыва, я не помню, как и почему оказалась на даче.
– Допустим. А потом? Почему ты бежала из города, вместо того чтобы помочь найти убийц?
Я закусила губу, вздохнула, чертыхнулась и выпалила:
– Потому что я убила человека! Он явился на дачу ночью. Я убила его топором и сбежала. Господи, да я даже не знала, кто он… Я чуть не свихнулась, когда пришла в себя. А вдруг это был сторож или какой- нибудь мелкий жулик, например садовый вор. Правда, у него был пистолет и нож. Думаю, он шел убить меня, а вышло наоборот. И я сбежала.
– Значит, у тебя его пистолет? Достался по наследству?
– Значит.
В этот момент машина остановилась, я посмотрела в окно: тупик, одинокий фонарь справа и темная громада дома.
– Приехали? – спросила я, Саша кивнул, и мы покинули машину.
Низкий заборчик, скрипучая калитка, свет не горел ни в одном окне. Саша поднялся на крыльцо и долго звонил, а я стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу.
– По-моему, в доме ни души, – высказала я дельную мысль.
Саша сбежал с крыльца и стал шарить в темноте руками, присев на корточки. Вернулся с ключом.
– Значит, Вадим на дежурстве, – пояснил он и открыл дверь, потом долго искал выключатель, я терпеливо ждала, прислушиваясь к его шагам и силясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме.
Наконец вспыхнул свет – тусклая лампочка под потолком, а я с удивлением огляделась: более странного жилища мне видеть еще не приходилось. Длинный коридор, который одновременно являлся кухней, высоченные потолки, бетонный пол, стрельчатое окно впереди. Из коридора шли восемь дверей, по четыре с каждой стороны. Две заколочены досками, еще три сорваны с петель, только две имели вполне пристойный вид, хотя некогда белая краска потрескалась и сквозь нее проступали темно-зеленые разводы.
– Это что ж такое? – вымолвила я, заметив на одном из кухонных столов керосинку, лично я их до этого видела только в кино.
– Керосинка, – охотно пояснил Саша.
– Нет, я об этом… – Я неопределенно махнула рукой, а Саша засмеялся:
– Казарма фабрики «Красный швейник».
