мы остались вдвоем, не было нужды притворяться. Я села в кресло, поражаясь накатившему на меня равнодушию. — Этот сукин сын отрезал ему голову, — пробормотал Герман.
— Уезжай, — сказала я. — Теперь ты им не нужен. Они оставят тебя в покое… может быть.
— Уезжай? — усмехнулся он. — А ты?
— Отправлюсь в полицию. Если мне поверят, помогут спрятаться. Или упрячут за решетку. Там добраться до меня будет сложно.
— Не уверен. Подследственных не раз находили с петлей на шее.
— Он не станет меня убивать, — покачала я головой. — Я нужна ему живой. Ты что, не понял?
— Хватит с меня этих бредовых историй. Мы имеем дело с киллером. Пока ты жива, он не чувствует себя в безопасности. Извини, — Герман тряхнул головой и заговорил спокойнее: — Понимаю, сейчас не лучшее время оставлять тебя одну, но… мне надо все еще раз обсудить с парнями. Я буду рядом, в соседнем здании. — Герман поднялся, подошел ко мне и добавил: — Он тебя не получит.
Я кивнула, соглашаясь, не потому что верила в это, наверное, хотела придать уверенности ему. Он ушел, а я приготовилась к долгому ожиданию.
Я услышала, как скрипнула входная дверь, а через минуту Герман заглянул в комнату. Обхватив себя руками за плечи, я пялилась в стену напротив.
— Все в порядке? — спросил он, вопрос показался едва ли не издевательским. Отсутствовал он часа три и за это время смог вернуть себе былую уверенность. Герман был человеком действия, из тех, что доводят начатое до конца и не умеют отступать.
— Ближайшие несколько дней тебе придется провести здесь. Очень может быть, что нас выследили, но если твой Мартин сюда сунется, ему каюк.
— Что это за место? — спросила я.
— База охранной фирмы. О том, что ты тут, знают всего несколько человек, все люди надежные. Охране на воротах знать об этом ни к чему, но они предупреждены, что надо быть начеку. Наши психопаты не смогут добраться до тебя и переключат все свое внимание на мою персону. Моя задача привести их в такое место, где с ними можно разделаться без особых хлопот. Так что мы опять расстаемся. Справишься? — помедлив, спросил он.
— За меня не беспокойся, — сказала я. Он поднялся и замер в нерешительности.
— Можно, я тебя поцелую?
— Нет. Это будет похоже на прощание. Герман кивнул и пошел к двери.
Время опять тянулось выматывающе медленно, глядя на окна с решетками, я с тоской думала, что променяла одну тюрьму на другую. Сон в тот момент казался мне избавлением, даже кошмары уже не пугали, они были предпочтительней этой пытки, но уснуть не получалось.
Стемнело, вспыхнули прожектора, всполохи света врывались в комнату, а потом вновь наступала темнота, такая непроницаемая, гнетущая, что я торопилась досчитать до десяти в ожидании, когда комнату высветит луч. Подойдя к окну, я чуть сдвинула ленту жалюзи. Двор был пуст, хоть я и знала: впечатление это обманчивое. Где-то здесь вооруженные люди. Охранник в будке, собаки.
— Собаки, — произнесла я, почувствовав тревогу, псы лежали вытянувшись, вроде бы спали. В этом не было ничего необычного, и все же… Сторожевые псы спят очень чутко, реагируя на любой звук.
И, как подтверждение внезапной догадки, шаги наверху, осторожные, едва слышные. Сердце ухнуло вниз, я потянулась к оконной раме, но ручка на ней отсутствовала, окно оказалось глухим. Отдернуть штору, закричать… вряд ли меня услышат, но увидеть должны, в тот момент, когда луч прожектора вернется к окну. Вновь шаги, уверенные, неторопливые, кто-то спускался по лестнице.
Я стояла, привалившись плечом к стене, боясь повернуться. Шаги замерли, и ласковый голос за моей спиной произнес:
— Здравствуй, милая.
А я зажмурилась, как в детстве, когда возвращалась поздно вечером домой и вдруг начинало казаться, что кто-то страшный смотрит на меня из-за ближайших кустов. Закрой глаза, и он исчезнет, открой — и его тут уже не будет. Но он по-прежнему был здесь.
— Пожалуйста, отойди от окна, — попросил тихо.
Я повернулась медленно-медленно и вскинула голову. Он стоял в нескольких метрах от меня, сгусток мрака в темной комнате. Воплощение моих кошмаров. Луч света скользнул по его лицу, и я увидела его глаза и его улыбку. Ласковую и одновременно печальную.
— Ты… — пробормотала я и сдавила рот ладонью, словно нарушила табу: заговоришь и окажешься в его власти.
— Конечно я, милая. Как я тосковал по тебе…
— Уходи.
— Ты же знаешь, я не могу этого сделать, — вздохнул он. — Сколько мы не виделись? Для меня — целую вечность. Два года я не знал покоя… — Он сделал шаг, потом еще один и оказался между мной и окном. И протянул руку. Я шарахнулась в сторону, в темноте ударившись о подлокотник дивана. — Осторожней… — В его голосе было столько беспокойства, столько нежности, что хотелось плакать.
— Не прикасайся ко мне, — собравшись с силами, произнесла я.
— Зачем ты так, — сказал он укоризненно. — Ты же знаешь, я не сделаю тебе ничего плохого.
Я услышала смех, тихий, злой, и не сразу поняла, что это я смеюсь.
— Все бессмысленно, — покачала я головой. — Я знаю, кто ты…
— Я твой муж. Человек, который любит тебя куда больше собственной жизни.
— Все это ложь, Мартин. Все ложь… Не думай, что тебе удастся обмануть меня еще раз.
— Обмануть? — Мне показалось или в его голосе действительно была растерянность? — Ты моя единственная любовь, моя жизнь, мое сердце…
— Дьявол умеет обольщать, — усмехнулась я.
— Бедная моя девочка, ты поверила глупым россказням своей мамы. Даже твой дядя считал ее сумасшедшей.
Я забилась в угол дивана, Мартин опустился на корточки совсем рядом. Если бы он протянул руку, смог бы коснуться меня, но он сложил их на своих коленях и сказал:
— Я тебя не трону. Хотя так хочется тебя обнять… Ты похожа на брошенного котенка… я так боялся за тебя, милая, боялся, что мою девочку обидят и меня не будет рядом, чтобы защитить. Забудь все эти глупые сказки.
Он говорил, а я смотрела на него, поражаясь тому, как может быть слепа любовь. Как была слепа я. Не увидеть, не почувствовать. В каждом его жесте, повороте головы таилась угроза, и сквозь маску, которую он носил с такой ловкостью, проступало что-то первобытное, злое. И сейчас в нем была решимость зверя, терпеливо выслеживающего свою добычу.
— Ты убийца, Мартин. Вот ты кто. Убийца, способный отрезать человеку голову.
— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь.
— Я говорю о своем друге, о Насте, дяде Леве, родителях, наконец. Обо всех, кого ты убил.
— Какое мне дело до этих людей? — удивился он. — Я люблю тебя, а ты любишь меня. Только это имеет значение.
— По-твоему, я могу любить человека, который разрушил мою жизнь?
— Что бы ты ни сказала сейчас, я знаю — ты меня любишь. — Снова луч света и улыбка на его губах. — Ты бросила меня, потому что решила, так будет правильно. Ты слушала свой разум, а не свое сердце. А что говорит твое сердце, милая? «Я хочу быть с ним» — вот что. Ты не мыслишь своей жизни без меня, оттого и вскрыла себе вены. Кому понять это, как не мне? Если бы не надежда найти тебя, я бы уже давно пустил себе пулю в лоб… Подумай и скажи правду, себе и мне: чего ты боишься на самом деле? Ты боишься, будто я не люблю тебя. Ты веришь сказкам, которыми тебя пичкали в детстве, и не веришь мне. Сказкам о том, будто мне нужен сын, которого ты мне родишь. У нас будет много детей, милая, а я не перестану тебя любить. Жаль, что ты не дала мне возможности убедить тебя в этом. Знаешь, о чем я мечтал, когда мы жили в Испании? Чтобы ты родила девочку. А потом еще одну. Я верил, тогда твои страхи исчезнут сами собой, и мы будем счастливы.
— Я не могу иметь детей, Мартин, — сказала я с бог знает откуда взявшимся спокойствием. — Я об
