– Ник, что с Машкой? – тихо спросила я.
– А что с Машкой? – вроде бы удивился он. – Лежит себе в психушке, к кровати привязанная. Апельсины жрет. Каждый день по три килограмма отсылаю, чтоб вся в витаминах была.
– Ее держат связанной? – стиснув руки, спросила я.
– Ты зачем пришла? – резко спросил Ник, а я вздохнула.
– К кому мне идти, скажи на милость…
– О-о, – поднял он вверх указательный палец, – пробило. Дошло, наконец. Блудная дочь. Поцелуй папу в темечко, только он о тебе и думает.
– Кто стрелял в Углова? – спросила я.
– Тебе-то что за разница? Знакомец наш стрелял, а кто конкретно, не твоего ума дело.
– А Машка, что с ней?
– Машка твоя дура, одна извилина и та от наркоты фактически прямая. Дядя должен был в большой печали застрелиться, мы для него и причину подготовили, для достоверности – большой-пребольшой проигрыш в казино. Конечно, причина так себе, я нашим даже выговор сделал, что работают без огонька, но все-таки лучше, чем ничего. И как раз в тот момент, когда Углов стрелял себе в голову, в кабинет входит твоя Машка – без стука, заметь, что говорит о ее дурном воспитании, – и начинает вопить, характер-то у твоей подружки склочный. Короче, Углов шмальнул себе еще и в грудь для убедительности и сунул пистолет Машке в руку. А что бедняге было делать? Ситуация-то внеплановая, а работают одни дилетанты, скоро специалиста, чтоб смог собрата укокошить без сучка и задоринки, днем с огнем не сыщешь. Как тут на пенсию уходить? Надо ковать кадры. В общем, на Машкины крики народ понабежал, а у нее единственная ее извилина вдруг заработала, и она поняла, как скверно выглядит: вся в крови да с «пушкой» в руках… Да, тут необходимо отдать должное твоей подруге, не зря я на нее тратил силы и время: другая принялась бы вопить, что был в кабинете еще человек, он-то, такой-сякой, Углова и укокошил, а потом мне пистолетик в руки вложил, а сам через лоджию в соседнюю приемную, которая в тот момент была абсолютно пуста и где дверь заблаговременно оставили незапертой, смылся. Но Машка о человечке ни слова. Вопила отчаянно, в большой печали, что вляпалась, но все не по делу. Буйствовала. И отправилась в психушку. Тут уж я быстренько подключился.
– Ты можешь говорить серьезно? – не выдержала я. Его тон доводил меня до бешенства, но я вынуждена была смирить себя, и в моих словах было больше сожаления, чем злости.
– Пожалуйста, – легко согласился Ник и вновь устроился на диване рядом со мной. – Поведи она себя по-другому, начни отпираться и все такое прочее… – он сделал характерный жест, проведя ребром ладони по горлу, – скончалась бы при первой возможности. Нам суета ни к чему. Углов хоть и ничтожество, но кресло, в котором он сидел, требует уважения. В психушке Машку уже посетил адвокат и растолковал ей, что к чему. Если ее угораздило так не вовремя войти в кабинет, придется брать убийство на себя. А что, тоже неплохо: большая любовь, ревность… все в лучших традициях ее любимых сериалов. Когда она окончательно проникнется, врач разрешит следователю ее допросить.
– И Машка сядет в тюрьму за убийство? – с трудом расцепив зубы, спросила я.
– Я тебе про темечко говорил? Можешь целовать прямо сейчас.
– Ник…
– Ну что, «Ник»? – усмехнулся он. – Будешь папу слушать, все сложится в «елочку». Состояние аффекта, то да се… Полежит полгодика в психушке, страсти улягутся, и врач решит, что для общества она не опасна. Переведем в другую психушку с режимом полегче, не психушка, а санаторий, а там и вовсе домой…
– Ник…
– Все. Я сделал, что мог. Попробуешь вмешаться, и Машке твоей каюк. Выждем время, скоро начнешь к ней на свидания ходить. Я позабочусь о том, чтобы она там лишнего дня не задержалась. Ты мне веришь? – вдруг спросил он совершенно серьезно и уставился на меня своими рыбьими глазами.
– Верю, – буркнула я.
– Вот и отлично. Кровью договор скреплять не будем, я тебе тоже на слово верю, за что бесконечно страдаю.
– Я смогу ее увидеть?
– Я же сказал…
– Как скоро?
– Как только, так сразу.
Ник поднялся и прошелся по комнате. Потом подошел сзади и наклонился к самому моему уху.
– Надеюсь, ты понимаешь, что дружба должна быть обоюдной? Папуля к тебе со всей душой, а ты, сучка, ему свинью на блюде.
– О чем ты? – испугалась я.
– О твоих шашнях с ментом. Я с тебя, сердце мое, глаз не спускал. И мысли твои дурацкие читаю на расстоянии. Ты что себе вообразила?
– Ник, я не стала тебе рассказывать… – Я резко повернулась и натолкнулась на его взгляд. От него мороз пошел по коже, и я поняла, что все слова бесполезны.
– Чего глаза прячешь? Хотела папу в сортир спустить? Ладно, с этим разберемся, будет время. Сейчас меня другой человечек волнует – некто Приходько… Изумление в вашем взоре для меня даже обидно, – вновь принялся кривляться Ник. – Неужто ты думала, что я не докопаюсь? У тебя начисто отсутствует уважение к старшему товарищу. По мне, этот Приходько гроша ломаного не стоит. Если только у него не завалялся документик какой на черный день. Он с твоим Пашкой-Французом часом не встречался?
– Нет. Он искал его. Но не нашел. Оттого и обратился ко мне.
