– Давайте я отвезу вас домой.
Я смотрела на него, а он на меня. Красивое умное лицо, и этот взгляд… «Узнай меня, сволочь, – едва не сказала я. – Ты помнишь? Это я». Но взгляд его не изменился. Он не узнал. Да и где ему помнить девицу, которую однажды подвозил на машине? Две девчонки на дороге и он, добрый самаритянин.
– Идемте, – позвал он, расценив мое молчание как согласие.
Я покачала головой.
– Я живу здесь неподалеку.
– Давайте я вас все-таки отвезу.
– Спасибо. Я не собираюсь прыгать с моста, если вы об этом.
Он вроде бы был в нерешительности, постоял еще немного, а я выдала свою лучшую улыбку.
– Что ж… – сказал он, пожимая плечами, и пошел к машине.
– Я вас никогда не забуду, – сказала я ему вдогонку.
Он повернулся, во взгляде недоумение. Потом, видно, решил, что понимать мои слова надо как благодарность, и улыбнулся. А через мгновение исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился. Я покачала головой и все-таки рассмеялась. Он меня не узнал. Но теперь вместо боли и злости меня душил смех.
По дороге домой я разрабатывала план военной кампании. Я готова была снести все преграды на своем пути. Свобода или смерть.
– Что скажешь, команданте? – спросила я, войдя в квартиру.
Команданте ответил лихой улыбкой, ему сам черт не брат.
– Значит, повоюем, – удовлетворенно кивнула я.
До обеда я отсыпалась. Телефоны молчали, что слегка удивило, пока я не вспомнила, что сама же их отключила. Не успела я принять душ, как позвонил Ник. Я ждала звонка от Рахманова, и желание Ника видеть меня пришлось совсем некстати. Но я, разумеется, поехала.
Ник обедал в «Олимпии». Завидев меня, молча кивнул на стул рядом.
– Составишь компанию? – спросил он, имея в виду обед.
Я покачала головой. Он увлеченно жевал, а я спросила:
– Есть новости?
– Сколько угодно. Разбился автобус в Испании. Имеются жертвы.
– Могу я узнать причину твоего скверного настроения?
– Что ты! Сегодня я – сама доброта. – Он посмотрел на меня так, точно намеревался читать в моей душе, как в открытой книге. – Как твой журналист?
– Надеюсь, что хорошо.
– Я думал, ты ночь напролет с ним трахаешься, раз не отвечаешь на мои звонки.
Я закинула ногу на ногу и стала разглядывать зал. Ничего особо выдающегося – правда, за версту несет большими деньгами.
– Ребята нервничают, – сказал Ник, продолжая наблюдать за мной.
Я повернулась, выжидая, что он скажет дальше. Ник достал из кармана листок бумаги и перебросил его мне. Я развернула, потом перевела взгляд на Ника. Лист бумаги тот самый, на котором я тренировала свою дедукцию: фамилии убитых, обведенные кружочками, против двух имен вопросительные знаки. Как она попала к Нику, спрашивать не стоило, он часто бывает у меня в гостях, а ведет себя по-хозяйски. Однако меня удивило, что эта бумажка смогла его заинтересовать.
– И что? – спросила я, не дождавшись объяснений.
– Листок нашел Артем, и у бедняги начался припадок. Хотя, если посмотреть на события последнего времени с его точки зрения, выглядит страшненько.
– О боже, – фыркнула я. – Он решил, что это я занялась санитарной обработкой нашего города и он, бедняга, на очереди?
– Что-то вроде того, – кивнул Ник. – Тыкал мне бумажку в нос и вопил: «Я же говорил!» В следующий раз не оставляй на виду такую улику.
– Я просто ломала голову, кто мог это все сделать. – Против воли мой голос звучал так, как будто я оправдывалась.
– Выпей что-нибудь и успокойся, – перебил Ник, потом улыбнулся и подмигнул: – Вовка хоронит тетю. Что у него за родня в Сибири?
– Откуда мне знать?
– Я думаю, и он не знает. Конечно, все люди братья и какую-нибудь родню и там можно отыскать.
– Он уехал? – дошло до меня.
– Ага. Сегодня. Сказал, что никак невозможно предать тетю земле без его личного присутствия.
– По-твоему, он спятил?
– Нет, не думаю. По-моему, он боится за свою шкуру. И наш Артем, кстати, тоже. А ты боишься?
