– Хочешь, сварю тебе кофе?
– Кофе? Хорошо, кофе… Ну зачем я пришел, господи? – начал бормотать он. – Неужели, как какой- нибудь мальчишка, не могу обойтись без драматической сцены? Зачем мне это? Ты ведь не глупый парень, Боря, не лучше ли уйти без долгих объяснений… Просто уйти…
– Хорошая идея, – согласилась я, ставя перед ним чашку. – Выпей кофе и отправляйся домой, я вызову тебе такси.
– Как ты могла спутаться с таким кретином? С безмозглой куклой, надутым индюком…
– Ты несправедлив к нему, – спокойно пожала я плечами. – И сам знаешь об этом.
– Разумеется. Он красив, он чертовски умен, он неотразим, если угодно. Судя по тебе, он со своим взглядом действует на женщин, как удав на кролика. Юлька, я знаю этого типа двенадцать лет. Не думай, что сейчас во мне говорит ревность. До встречи с тобой Рахманов был мне так же отвратителен, как и сегодня. Он тупой, беспринципный красавчик с непомерным честолюбием.
– Не думай, что открываешь мне глаза, – заметила я. – Я не хуже тебя знаю, что он собой представляет.
– Значит, я прав? Все дело в твоем Нике? Он тебя шантажирует, да? Я докопаюсь до истины, вот увидишь. Даже если мне потребуется потратить на это всю мою жизнь.
«Она может оказаться совсем короткой», – глядя в его глаза, подумала я, а вслух сказала:
– Дело не в Рахманове, а в нас с тобой. Не будь его, нашелся бы кто-то другой. Не питай иллюзий. Мы никогда не будем вместе. У меня и в мыслях такого не было.
– Ты просто шлюха, – кивнул он.
– Конечно, – согласилась я. – Если хочешь, можешь высказываться на мой счет сколько угодно, я готова выслушать. Вдруг тебе станет легче?
– А тебе?
– А мне все равно, – улыбнулась я.
Он швырнул в меня чашку. Беспомощный жест. Борька бы и трезвый промазал, а сейчас мне было удивительно, что он еще сидеть способен. Он поднялся и пошел к двери.
– Я не буду просить у тебя прощения, – сказал тихо.
– Перебьюсь.
– Я ухожу, и не будем целоваться на прощание, а то получится чересчур сентиментально. Знаешь, мне трудно уйти… я не хочу уходить, я… – Он распахнул дверь, посмотрел на меня с печалью и ушел.
Я вымыла посуду, потом некоторое время стояла у окна, вглядываясь в черноту ночи и пытаясь понять, что со мной происходит. У меня и раньше не было причин особо радоваться жизни. Теперь же она представлялась мне особенно пустой, жестокой и ненужной. Но сквозь безрадостные мысли пробивалась другая: человек под дождем – кто он? Почему-то мне было очень важно узнать это.
Машка разбудила меня в девять утра. Я уснула часа за три до этого и, услышав звонок, глухо застонала.
– Ты знаешь, что произошло? – Голос ее звенел от негодования.
– Нет. Но готова узнать, раз уж ты меня разбудила.
– Борька разбился. Насмерть. Вчера, около часа ночи. Говорят, не справился с управлением.
– Черт, – буркнула я, потерла лицо ладонью, надеясь сбросить с себя сонное оцепенение. – Я видела его вчера поздно вечером, он был здорово пьян.
– Он был у тебя?
– Да. Мы выясняли отношения.
– Ты сказала о нем Нику? Ты сказала? – Теперь она кричала.
– Прекрати, – попросила я. – Я ничего не говорила.
– Он что-то знал… Он приходил к Тони, я слышала их разговор. Не весь, но достаточно, чтобы понять. Твой чертов Ник убил его.
– Машка, ты спятила. Прекрати болтать такое по телефону.
– У тебя даже голос не дрогнул, а ведь он был твоим любовником. И ты запросто сдала его Нику…
– Замолчи, дура несчастная, – не выдержала я.
– Знаешь, Борька был прав, – сказала она тихо. – Иногда у тебя такой взгляд…
– Так, все, хватит. Увидимся, поговорим.
Я повесила трубку и пошла на кухню искать сигареты (кажется, кто-то оставил у меня пачку). Нашла, закурила, а потом сползла на пол, обхватила голову руками и завыла. Сигарета дымилась на полу, а я размазывала по лицу слезы и не знала, кого оплакиваю. Стукнула кулаком по стене – раз, другой… Плечо пронзила боль, но легче не стало. Наконец я поднялась и заставила себя выпить чашку кофе. Машка права, мое объяснение выглядит весьма неуклюже. И она вправе считать, что в реальности было так: я напоила парня, пока мой сердечный друг ковырялся в его машине, а потом отправила его умирать. Вряд ли я смогу разубедить ее. Единственный человек, который мне дорог, считает меня убийцей.
– Авария – случайность, – покачала я головой. – Он действительно был пьян. Я предлагала вызвать ему такси.
Я знала, что все это лишь неловкая попытка оправдать себя. И Машкины обвинения ранили больше, чем
