Пушистые, совершенно седые волосы, оттого-то они и имели после окрашивания немного смешной голубоватый оттенок, строгое лицо, в котором не было ничего от моего, тонкие вытянутые в нитку губы, но главное, глаза: какого-то странного цвета, словно выцветшие, они смотрели сурово и даже зло, а я растерялась, и только мамин вопрос вернул меня к действительности:
– Вам кого? – резко спросила она, с явным намерением захлопнуть дверь перед моим носом.
– Мама, – позвала я жалобно, точно пытаясь избавиться от наваждения, и лишь тогда вспомнила, что я нелепо одета, в дурацком парике, и мама попросту меня не узнала.
– О господи, – пробормотала она испуганно, втянула меня в просторную прихожую и захлопнула дверь. – Анечка, что за странный маскарад?
Я стянула парик, наблюдая за ней. Выражение ее лица изменилось, теперь на нем читалась тревога, и только глаза остались прежними. Она вглядывалась в меня, точно надеясь прочитать мои мысли, затем торопливо обняла меня и прижала к груди, а я удивилась: на первый взгляд она казалась хрупкой и гораздо старше своего возраста, но теперь, прижимаясь к ней, я ощутила силу, идущую от ее костистого тела, к тому же мама была выше меня ростом почти на полголовы.
– Девочка моя, – прошептала она, гладя узкой рукой мою спину. – Как я рада, что ты приехала. Но почему так неожиданно? Идем выпьем чаю. Папа только что уснул, не стоит его беспокоить. Вот он удивится… – «Удивится», а не «обрадуется» почему-то резануло мне слух, и что-то похожее на тревогу, не страх перед теми, кто преследовал меня, а именно тревога шевельнулась в глубине моего сознания и начала расти. – Идем в кухню.
Кухня была небольшой, чистенькой и уютной. Я устроилась на стуле, пытаясь понять, что меня беспокоит, все казалось неправильным, нереальным, точно мне снился сон и уже во сне я знала, что сплю и все это не взаправду.
– Хочешь чаю?
– Мама, сколько мы не виделись? – спросила я, не зная, с чего начать наш разговор.
– Почти год. – Она вроде бы удивилась. – Почему ты спрашиваешь?
– Происходит что-то странное. Кто-то пытался меня убить, стреляли в Андрюшу, я даже не знаю, жив он или нет. Он не звонил?
– Андрюша? Не звонил. Ты говоришь безумные вещи. Кто хотел убить вас? С какой стати? Андрюша ведь не бизнесмен, он рядовой труженик… Ты ничего не выдумываешь?
– Мама, – позвала я в отчаянии, она поставила передо мной чашку и сказала:
– Ну-ну, успокойся и расскажи по порядку. Нам совершенно некуда торопиться. Ты ведь не на полчаса заскочила?
Я подумала: моя мама была учительницей, и этот тон, и этот пронизывающий взгляд выработан годами, это отметины профессии, и тут же мне в голову пришла другая мысль и так поразила, что я на мгновение лишилась дара речи. Я никогда не любила свою мать. И она тоже не любила меня. Ни сейчас, ни в детстве. Я была любимицей отца и любила его. Он был самым близким для меня человеком: отцом, другом, наставником, кем угодно, и в этой моей любви совершенно не было места для женщины, то есть для матери.
– Ты плохо выглядишь, – сказала она участливо.
– Где папа? – спросила я.
– Отдыхает. Не беспокой его.
– Я только взгляну.
– Он просыпается от малейшего шума. Честно говоря, мне нелегко с твоим отцом. Пусть спит. Расскажи мне о том, что произошло.
– О чем?
– Да ты меня с ума сведешь. – Ее тонкие брови сошлись у переносицы. – Ты являешься сюда, рассказываешь совершенно нелепую историю… Вы что, поссорились с Андреем?
Я потерла виски, уговаривая себя, что все это не сумасшествие, я не проснусь от собственного крика и это все взаправду: кухня, мама и я сама.
– Мама, ты слышала, что я сказала: нас пытались убить.
– Разумеется, я слышала. По-моему, это глупость. С какой стати тебя кому-то убивать?
– Я не знаю. Я ничего не помню из того, что было со мной раньше. Я помню день, когда Андрюша выписывал меня из больницы. Я лежала одна в палате, белые шторы на окнах, вошла сестра и сказала: «За вами приехал муж», а потом я увидела Андрюшу. Но это не была больница в Екатеринбурге, потому что из той больницы мы ехали на машине не больше часа, и он привез меня к нам домой. По дороге рассказывал, кто я и что произошло со мной. И от него я узнала, что я Шульгина Анна Ивановна, что мои родители живут в Екатеринбурге, что ты уехала домой, потому что у папы сердечный приступ.
– Да, так и было, – растерянно ответила мама. – Почему ты говоришь, что ничего не помнишь?
– Мама, как же так, если авария произошла в Екатеринбурге, почему я оказалась за сотни километров отсюда, в какой-то больнице…
– Это вовсе не больница, это был санаторий. У тебя были проблемы с позвоночником, и нам посоветовали отправить тебя туда. И мы поехали. Потом папа вернулся домой, чтобы продлить отпуск, и тогда с ним случился сердечный приступ.
– Меня перевезли в санаторий в бессознательном состоянии?
– Нет, конечно. Это было бы попросту невозможно.
– Но я ничего не помню. Совершенно ничего. Ни тебя, ни отца, ни врачей, ни аварию, ни своего имени. Совершенно ничего. Что со мной было и кем я была до одиннадцатого мая прошлого года?
