– А он будет обсуждать? – Я вздохнула и пожала плечами. – То-то, – покачала головой Юлька. – Давай посидим здесь тихонько пару дней, авось папаша твой успокоится и… – Тут на Юлькиных глазах вновь выступили слезы, и она пролепетала: – А вдруг он меня из дома выгонит? Если уж он спятил, то такое вполне возможно. А у меня на этот дом последняя надежда. Продам его, куплю квартиру, а на оставшиеся деньги буду жить, пока не найду хорошую работу.
– Продавать дом папа не разрешит, – покачала я головой. – Он ему нравится.
– Что ж мне теперь? – заревела Юлька, широко открыв рот и прижимая к груди подушку с дивана.
– Юлечка, все образуется, – запричитала я, обнимая ее, а Сашка, видя такую нашу занятость, потихоньку удалился. – Ты чего сказала папе? – зашептала я Юльке на ухо, воспользовавшись тем, что мы одни.
– Что поехала к маме на дачу. Телефона там нет.
– А если папа решит тебя навестить?
– Нет. Он стесняется, ты же знаешь… Пять дней от силы у нас есть.
– А синяки? – всполошилась я, а Юлька надула губы.
– Синяки настоящие.
– Как это? – кажется, у меня глаза едва не выскочили из орбит.
– Тапкой себя отхлестала. Было жутко больно и неприятно. – Я ахнула, а Юлька сурово добавила: – Мы у отца деньги свистнули, мы их и вернуть должны. Грим в таком деле не годился, все должно выглядеть натурально. Твой Багров – хитрая бестия. Черти-то в глазах так и пляшут.
– Ты заметила? – обрадовалась я. – Их у него полно, и все такие разные: есть покрупнее, помельче, а есть совсем махонькие, видно, дети… чертячьи. И без конца рожи строят. Просто беда.
– Машка, – спросила Юлька, пристально глядя на меня. – А ты каким местом об асфальт ударилась, лбом или затылком?
– А что?
– Ничего. Тебе постельный режим соблюдать надо. Идем, я тебя уложу, чайку заварю с лимончиком. Идем-идем…
Я устроилась в постели, Юлька сказала, что отправляется спать, потому что ничего умнее в голову не приходит, а Сашка лежал на полу в моей спальне и рассматривал альбом.
– Что-то я здесь никаких «летящих по ветру» не нашел, – заявил он ворчливо.
– А их здесь и не может быть, – на мгновение оторвавшись от книги, ответила я. – Когда составляют подобные альбомы, указывают, из собрания какого музея данные картины. Например: «Из собрания Русского музея». А картина, которую Юлька имеет в виду, из частного собрания… причем не собрания даже, а… словом, это длинная история, – торопливо закончила я и вновь уткнулась в книгу.
– Расскажи, – попросил Сашка, устраиваясь на кровати рядом со мной и захлопнув мою книжку. – Много читать вредно, особенно после того, как головой тюкнулась, и когда рядом красавец-мужчина, то есть я. Лучше поговори со мной, расскажи что-нибудь, ну хоть про картины эти…
– Зачем тебе? – искренне удивилась я.
– Не зачем, а просто… Ты будешь говорить, а я тебя слушать. Мне нравится твой голос. Давай, рассказывай.
– Про Шагала, что ли?
– Ну, давай про него.
Я рассказала все, что могла припомнить, рассказ вышел не особенно длинным, но, как ни странно, и не рекордно коротким. Я поудивлялась своей памяти, после чего мы вместе с Сашкой стали рассматривать репродукции.
– Да… – вздохнул Багров и покачал головой. – И что, за такое еще деньги платят?
– Искусство тебе не дается, – засмеялась я. – Займись чем-нибудь другим.
– Нет, просто интересно… А где этот Шагал, к примеру, продается?
– За границей на специальных аукционах. А у нас… даже не знаю. Частные коллекционеры покупают, музеи, конечно, крупные, у которых деньги есть… Честно говоря, я в этом тоже не очень разбираюсь. Сейчас картины из частных собраний если продаются, то в основном уходят за границу.
– А где его Юлька купила?
– Слушай, что это у тебя за неожиданная тяга к искусству? – насторожилась я.
– Нет у меня тяги, – обиделся Сашка. – Есть любопытство. Что в этом плохого?
– Ничего, – покаялась я. – Просто история эта… как бы тебе сказать… не совсем приятная…
– Да? Это еще интереснее, – хмыкнул Сашка, обнял меня, прижал к себе покрепче и заявил: – Давай, колись.
Я покосилась на дверь, опасаясь, как бы Юлька не услышала, что я выдаю ее тайну, и заговорщицки зашептала на ухо Багрову:
– У Юльки был друг. Художник. По-моему, страшный жулик, но Юлька считала его гением. Потому и картины его везде развесила. Страшная гадость, правда? Он был связан с коллекционерами, вечно чего-то продавал, покупал. Нашел какую-то старушку, вдову. Бабка была совсем старая и, по-моему, выжила из ума. Как у нее Виталик смог выпросить картину?.. Я думаю, он ее попросту украл, обманув старушку. Но у него была какая-то бумага, удостоверяющая куплю-продажу, и он таки заставил бабку поставить свою подпись. В общем, Шагал ему достался практически за бесценок. Он искал покупателя, а потом… у него начались неприятности, финансовые, и картину отобрали.
