– Где жилец? – рявкнула я, от великого возмущения забыв поздороваться. Бабка охнула, присела и раскинула руки, готовая орать «караул». – Где жилец? – повторила я.
– А нет его, – развела бабка руками. – Убег… с вечеру. Сказал, что дела у него и нынче не заночует. А что случилось-то?
– Ничего. Вернется, вы ему, пожалуйста, передайте, что если я его увижу по ту сторону забора, то ноги выдерну.
Я вернулась на пустырь и решительно подошла к шалашу. Ухватила Михаила Степановича за ноги и извлекла на свет божий. Потом поставила его вертикально и, дождавшись, когда он откроет глаза, спросила, тыча пальцем в свежие раскопы:
– Это что?
– Что? – испугался предпоследний.
– Что-что? – повторила я. – Тебя спрашиваю? Для чего ты был сюда поставлен, то есть положен? Клад из-под носа свистнут, а ты и не увидишь. Обеда не будет, – прорычала я, отпуская почти бесчувственное тело бывшего супруга.
– Ни на кого нельзя положиться, – сокрушалась сестрица. – Прямо хоть сама сторожи.
Настроение было испорчено. То, что враг копался в нашем фундаменте и остался безнаказанным, несказанно печалило.
– Черт с ним, – махнула я рукой. – Приступаем к работе.
Приняв черта на свой счет, Михаил Степанович залез в шалаш и затих там, да так основательно, что мы умудрились совершенно про него забыть.
Нам предстояло очистить от хлама изрядное пространство, и мы взялись за работу. Примерно минут через десять ее пришлось прервать: Мышильда, зацепившись за что-то штаниной, не удержалась на ногах и упала.
– Что за дерьмо? – спросила она громко и стала обследовать место, где рухнула.
Зацепилась она за лист железа, точнее, за его угол, нахально торчащий из земли. Сам лист был присыпан землей и мусором. Мышильда сначала попробовала разогнуть мешавший кусок, потом попыталась его выдернуть и позвала меня на помощь. Изрядно поднапрягшись, я вынуждена была признать, что моих сил явно недостаточно. Нахальный кусок железа начал раздражать нас по-настоящему, и мы взялись за него всерьез, счищая лопатами землю. За этим занятием нас застал Евгений, пришедший звать к завтраку.
– Тут подпол был, – пояснил он, присев на корточки. – Глубокий, страсть… от старых времен. Вот и прикрыли, стало быть, чтобы беды не случилось. Ребятишки или еще кто упасть могли. И уж точно руки-ноги переломали бы.
Предполагаемый подпол находился совсем не в том месте, где по плану значилась кухня, и особого нашего интереса не вызвал. Мы позавтракали, а уж потом вернулись к злополучному листу железа, по дороге отметив загадочное отсутствие «Жигулей» Иннокентия Павловича и его самого.
– Может, домой подался? – предположила сестрица. – По балкону соскучился?
– Уехать не простясь? Без намеков и легкого шантажа по поводу самоубийства? На Иннокентия Павловича это не похоже.
Забыв об Иннокентии, мы занялись листом и вскоре смогли сдвинуть его в сторону. Открылся лаз в глубокое и темное пространство. Я поднапряглась и сдвинула лист еще больше. Пространство подпола предстало пред нами в свете солнечных лучей. Он был глубокий, около двух метров, длиной метра четыре и почти такой же в ширину. Кроме мусора, разглядеть там ничего не удалось.
– Пожалуй, спущусь, – сказала Мышильда без особого энтузиазма и стала приглядываться, как половчее это сделать.
Я пришла ей на помощь: взяв за руки, спустила в яму, а потом, подумав, спрыгнула и сама, хотя считала, что дело это зряшное. В подполе совершенно не было ничего интересного. Как я уже говорила, он не имел ничего общего с вожделенной кухней.
– Глянь, Елизавета, – позвала сестрица, сидя на корточках и с интересом разглядывая кладку. – Дом-то наш шибко древний был. Видишь, нижний фундамент отличается… думаю, здесь стоял дом, обветшал или сгорел по обыкновению, и на его месте наш построили. Да… – с уважением покачала головой Мышильда.
– Чего ж удивляться, – заинтересовавшись археологическими изысканиями сестрицы, заметила я. – Город древний, места здесь красивые, река совсем рядом… жили люди…
– Нет, ты посмотри, – ткнула она пальцем в фундамент, очистив ногой небольшое пространство от мусора. – Камни-то какие, точно не дом строили, а крепость.
– Мой дом – моя крепость, – ответила я.
Стоять в подполе мне уже наскучило, ноги утопали в мусоре, головешки, оставшиеся от пожара, наносили ущерб моим белоснежным кроссовкам, а археология никогда меня особенно не интересовала, так же как и Мышильду, впрочем. Но сейчас она сидела возле стены с таким видом, точно обнаружила шлем Александра Македонского, руины легендарной Трои или засыпанной пеплом Помпеи. Так как Мышильда в последние дни вела себя очень примерно и почти не раздражала меня, я решила потомиться в этой яме еще некоторое время, чтобы дать ей возможность наглядеться на фундамент, а сама двинулась в дальний угол подпола. Солнечный свет пробивался сюда с трудом. Под ногами в изобилии валялось битое стекло, бутылочное или баночное, а на стене, то есть на фундаменте, виднелись остатки полок, обгорелые и поломанные. Что бы Евгений ни говорил о Ленке, последней владелице дома, но она, судя по всему, была рачительной хозяйкой, занималась консервированием и хранила здесь припасы на зиму.
– Сколько добра погибло, – вздохнула я.
Мышильда подошла ко мне и кивнула.
– Да, подпол капитальный. Со старых времен. И Ленка – девка запасливая, вон стекла-то битого сколько.
