– Мне надо идти, – с грустью сообщила я, поцеловала последнего в лоб и, решительно поднявшись, добавила: – Думаю, через два-три дня ты встанешь на ноги.
– Мне кажется, я уже никогда не смогу ходить, – жалобно проскулил Иннокентий, но я его подбодрила:
– Будешь бегать как миленький.
Я заторопилась на пустырь. Евгений мирно похрапывал возле шалаша, начисто забыв о художественном свисте, а Михаил Степанович под чутким руководством Мышильды пыхтел, потел и маялся.
– Остаетесь чернорабочим или в сиделки пойдете? – деловито спросила я. Михаил Степанович, с трудом выбравшись из ямы, ходко потрусил к дому, выражением лица продемонстрировав крайнюю степень своего возмущения.
– Никакой пользы от мужиков, – горестно вздохнула сестрица, и мы с удвоенным рвением приступили к поискам.
Где-то через час над нами замаячила голова Евгения.
– Ну как? – сонно спросил он.
– Никак, – пожала я плечами.
– Я это… насчет обеда пойду.
– Там Михаил.
– Так ведь он при Иннокентии.
– В самом деле, пусть идет, – вмешалась Мышь. – Гений-то наш, кроме жареной картошки, ничего не сделает, а мне после такой работенки калории нужны.
Евгений был отпущен, и мы, таким образом, остались без впередсмотрящего. Оттого-то появление соседей заметили не сразу. Первым возник тот, кого звали Коля, присев на корточки рядом с фундаментом, он спросил:
– Копаете?
– А то не видно? – обиделась Мышильда.
– Видно, – согласился он, по некоторой заторможенности чувствовалось, что до конца в себя он еще не пришел.
– Перекур, – сказала я Мышильде, вылезла из ямы сама, выдернула ее и присела рядом с парнем, он взглянул на меня и отчетливо охнул. Тут и второго бог принес, я имею в виду Сергея. Он хмурился и чем-то был недоволен. Заглянул в яму и поинтересовался:
– А чего это вы здесь роете?
– Клад, – удивилась я. – Я ведь вам рассказывала утром. Клад купца Калашникова. Он зарыл, а мы ищем. Он наш прадед, так что право имеем.
– Никаких вы прав не имеете, – вдруг разозлился Сергей. – И вообще, мотайте отсюда.
– Откуда? – не поняла я. Он стал наливаться краской, а я поднялась во весь рост и взглянула на его макушку. Следовало человека просветить. – Дом сгорел, – загибая пальцы, очень доходчиво начала объяснять я. – Этот пустырь ничейный. Хочу рою, хочу нет. Прадед мой, значит, и клад мой. А если ты считаешь по-другому, то сам и мотай.
День был жаркий, и парень, должно быть, с утра неважно себя чувствовал. Подняв подбородок, он сказал:
– Да я тебя…
– Что? – удивилась я, а отважная Мышильда перехватила в руках лопату на манер боевой секиры.
– Сказали – мотай, – не унимался парень.
– Не шали, – погрозила я ему пальцем, затем, ухватив его за ухо, дернула сначала вверх, потом вниз.
– Убью! – взвизгнул он, а я, отпустив его ухо, отскочила в сторону и дружески предложила:
– Догони.
Он честно пытался. Однако при росте метр семьдесят сантиметров он весил никак не меньше девяноста килограммов, к тому же пил, курил и вообще образ жизни вел очень далекий от здорового. Поэтому на десятой минуте уже задыхался, хрипел и вытирал пот, градом катившийся по широкой физиономии. Для меня десятиминутная пробежка дело пустяковое, я в отличие от своего преследователя не потела, дышала ровно и разминке радовалась. К этому моменту на пустыре возник номер третий, то есть Саша, или Клей. Несколько минут он с недоумением взирал на нашу игру в догоняшки, потом спросил у Коли:
– Чего это они?
Тот все еще пребывал в прострации и в ответ недоуменно пожал плечами. Пустырь мне уже надоел, душа требовала настоящего размаха и солидной дистанции. Я устремилась к кустам терновника, с целью выпорхнуть на улицу. Сергей к этому моменту цветом лица походил на вареного рака, и я притормозила, чтобы дать ему возможность немного отдышаться.
– Серега, – позвала я весело, – сейчас рванем по пересеченной местности. Следи за дыханием.
– Я убью тебя, – жалобно сказал он, но я не поверила.
– Это вряд ли.
– Чего они дурака валяют? – вопросил Сашка, обращаясь к Мышильде, поняв, что от Кольки сейчас никаких сведений не добьешься: он был грустен, тих и сам в себе.
