командире. Он покраснел, потом посерел, потом начал облизывать губы, а я не торопясь изложила историю нашей вражды с троюродным.
– Сегодня ночью опять кто-то рыл, – завершила я свой рассказ. – Мы испугались, вдруг, думаем, вы решили счастья попытать, а про капканы-то и не знаете. Вот я и пришла предупредить.
– Мы не рыли, – с трудом разлепив губы, заверил командир.
– Мы ведь не против, – покачала я головой. – Мы даже рады были бы, я имею в виду мужскую поддержку. Вас трое и здоровьем вроде бог не обидел, мы бы мигом все перекопали, а сокровищ на всех хватит. – Для затравки я перечислила царские червонцы, а также золото-бриллианты. Потом поднялась и сказала: – Ладно, пойду я, пора за работу приниматься.
Парни сидели не шелохнувшись, сделав ручкой, я их покинула.
Обедать решено было в саду. Идея принадлежала мне, так как именно я заприметила стол под яблоней в глубине сада. Евгений охотно меня поддержал: в прежние-то времена, когда мамаша жива была, в хорошую погоду всегда садились здесь, особенно если гости или какой праздник. Решив, что мы и гости и праздник, вынесли скамью и табуретки, застелили стол скатертью, а также распалили самовар, набив его еловыми шишками. Евгений радовался и порхал по саду, точно бабочка, Михаил Степанович с неодобрением поглядывал на Иннокентия, которого я вынесла на свежий воздух и усадила в центре стола. Иннокентий Павлович все еще жаловался на чашечку и заметно страдал.
Вскоре со стороны забора послышались шум и копошение, возвестившие о возобновлении шпионской деятельности. Однако в дыре соседи так и не появились и вскоре затихли. Обед удался на славу, Евгений дважды бегал за поллитровкой, оттого вскорости прилег под яблоней на старом одеяле. Иннокентия я отнесла в мамашину спальню, а Михаила Степановича, затеявшего исполнять русские народные песни, определила на кухню – мыть посуду. Мы с Мышильдой остались возле самовара ждать, что будет дальше. Ждать пришлось не особенно долго. В дыре возникла голова Сашки-Клея, он посмотрел на стол и на нас за ним, потом с некоторым трудом протиснулся в дыру и подошел к нам с радостной улыбкой на устах.
– Отдыхаем? – спросил он весело.
– Отдыхаем, – ответила я, лицом и бюстом демонстрируя большую радость от встречи с ним, и сразу предложила: – Присаживайся.
Он сел, Мышильда налила ему чаю, и мы немного поболтали о том, как это хорошо и даже полезно для души в жаркий денек попить чайку из самовара, сидя в саду под яблоней. По всем основным жизненным принципам у нас с Сашкой наблюдалось завидное согласие. Почуяв родственные души, мы потянулись навстречу друг другу этими самыми душами и вскоре достигли таких потрясающих высот взаимопонимания, что могли уже обходиться без слов, выражая переполнявшие нас чувства взглядами и вздохами. Я вздыхала так, что у Сашки глаза стали сходиться на переносице и сам он заметно обмяк, склоняясь к моей груди с явным желанием обрести на ней тихую пристань. Думаю, этим дело бы и кончилось, тем более что понятливая Мышильда была столь тиха и незаметна, что бандитский командир начисто забыл о ее существовании.
Все испортил Иннокентий Павлович. Он громко завопил в доме и добился-таки своего: на вопли обратили внимание, сначала Сашка, потом Мышильда, потом и мне нельзя уже было глухой прикидываться без того, чтобы Клей не начал беспокоиться о моем здоровье.
– Что это? – спросил он.
– Это Иннокентий Павлович, – улыбнулась я.
– Проверить? – предложила Мышильда, но стало ясно, что там необходимо мое присутствие, я поднялась и, улыбнувшись Клею, сказала:
– Я оставлю вас на минуту, – и пошла по тропинке, демонстрируя свою легкую походку, однако, скрывшись за деревьями, бросилась бегом. Мне не терпелось выяснить, почему визжит последний, и наказать виновных по заслугам. Как я и предполагала, по справедливости надо было наказывать обоих. Иннокентию Павловичу потребовалось в туалет, а Михаил Степанович отказался его сопровождать, сославшись на занятость. Разумеется, Иннокентий Павлович и сам мог допрыгать, но и Михаилу незачем было изображать из себя чересчур загруженного. Я вошла в дом, возвысила голос, а они разом принялись жаловаться. Я возвысила голос вторично, Михаил Степанович кинулся к Иннокентию и торопливо вынес его в туалет, продемонстрировав недюжинные силы и выучку медбрата, через пять минут последний был уложен на место, затих под моим взглядом и вроде бы даже задремал, а Михаил Степанович с удвоенным рвением взялся за посуду, для настроения исполнив «Выйду на улицу» зловещим шепотом.
Наведя порядок в доме, я заспешила в сад. Сашка-Клей зря времени не терял и сумел задать сестрице большое количество вопросов, касающихся моей персоны. Мышь, не жалея красок, описывала мои достоинства, в чем я могла убедиться лично, подходя к заветным кустам. Я вышла на тропинку, сестрица примолкла, а Сашка встретил меня младенческой улыбкой.
– Кто это? – спросил он.
– Визжал? – уточнила я. – Муж.
– Какой муж? – немного растерялся Клей.
– Последний, – тут я сообразила, что Мышильда не сочла нужным посвятить его в тайны моей семейной жизни.
– А чего он? – не унимался Клей.
– Возникла проблема, – охотно пояснила я. – Дело в том, что у него повреждена коленная чашечка. Иннокентий Павлович был послан нами на разведку с целью сбора информации о бывших хозяевах дома.
– А зачем она вам, информация эта? – насторожился Сашка.
– Как зачем? – ахнула я. – А ну как сокровища давно нашли? К примеру, выяснили бы мы, что долгое время хозяева жили бедно и вдруг купили машину или в круиз отправились по Средиземному морю. О чем это нам говорит?
– О чем? – заинтересовался Сашка.
– О том, что роем мы зря, – я вздохнула и томно посмотрела на командира. Похоже, толковостью он не отличался.
