– Мумию мы нашли, а за нее награда положена. Ты что, слушала невнимательно?
– Внимательно я слушала, и что с того?
– Деньги по справедливости наши.
– Какие?
– Те, что они за нашу мумию получили. Уж половина точно наша.
Мышильда почесала нос, потом ухо, потом грустно сказала:
– Это незаконно.
– Вот только не волнуй меня, – начала я нервничать. – Бандитам у честных людей мумию из-под носа уволочь – законно, а нам причитающиеся денежки вернуть – незаконно. Странные какие-то законы, мне такие не нравятся.
– Законы не для того, чтобы нравиться, а для того, чтобы их соблюдать, – с тоской заметила сестрица и, конечно, была права. Мышильда всегда права, коли речь заходит о законах, тут и говорить нечего. Немного подумав, я предложила компромисс:
– Тебе незачем соваться в это дело. Будем считать, что оно сугубо личное, то есть мое.
– Завелась, да? – нахмурилась она. – Вот так всегда. Коли есть у человека семья, так нет покоя. Ладно, допустим, есть закон и есть справедливость, можно поступить незаконно, но справедливо и как-то с совестью поладить.
– Я со своей всегда лажу, – заметила я.
– Ну и я научусь. Следующий вопрос: с чего ты взяла, что деньги за мумию у них?
– А где им еще быть? Глупо отдать ценную вещь и не взять деньги сразу. Потом их могут не захотеть платить. Разве не так?
– Пожалуй, так, – согласилась сестрица. – А Сашка тебе не сказал, получил он деньги или нет?
– Он этот вопрос так аккуратненько обошел, что мне стало совершенно ясно – получил. Я просто уверена, они у него здесь, то есть в доме.
– И как ты намерена их заполучить?
Я вздохнула несколько обиженно:
– В конце концов, ты тоже могла бы предложить что-нибудь путное.
– Приставить к его затылку пистолет и «бабки» потребовать? Так у нас и пистолета нет, а потом, угроза с применением огнестрельного оружия… – Мышильда скривилась.
– Да, не годится, – согласилась я. Мы еще немного потосковали и решили выпить чаю. Однако чайник, а с ним и ведра оказались пусты. Идти на колонку среди ночи не хотелось, и мы отказались от идеи пить чай. Пустые ведра вызвали воспоминания о Евгении Борисовиче, который с этими самыми ведрами стоял прошлой ночью на крыльце в одном исподнем. – Пожар, – восторженно прошептала я. А Мышильда нахмурилась:
– Где?
– На этой улице до смерти боятся пожаров. А если дом загорелся, что ты будешь делать?
– Выскочу, вот что, – еще больше нахмурилась Мышильда. Как я уже говорила, соображает она иногда туго, но сейчас это было извинительно.
– Правильно, Марья Семеновна, – кивнула я. – Выскочишь, прихватив самое ценное.
Мышильда поднялась и зловеще спросила:
– Что будем поджигать?
Через десять минут мы шастали возле дома номер одиннадцать, который тонул во мраке. Ни в одном окошке свет не горел, и это позволяло надеяться, что враги крепко спят. Но все равно двигаться мы старались тихо и ничем не хрустеть.
– Поджигать надо возле кухонного окна и двери на веранду. Выйдет так, что с двух сторон занялось, впечатление должно произвести, – шептала я. Мышильда закатила глазки:
– Поджог, плюс разбойное нападение… с ума сойти.
– Да брось ты, – утешила я. – Ты поджигаешь, я нападаю, и выйдет-то лет по пять.
– Не смешно, – сестрица погрозила мне пальцем. – Закон шуток не любит.
– А я не люблю, когда меня обкрадывают. Мумию нашли мы, и по справедливости…
– Замолчи, Христа ради, – скривилась Мышь и вздохнула: – Неуж правда дом подпалим?
– Зачем это? Разведем костры, только посолидней.
Пришлось изрядно попотеть, чтобы натаскать сухих веток и досок со двора Евгения. Тут Мышильда вспомнила, что у соседей со стороны кухни целая поленница дров. Зачем она им, если отопление газовое? Мы решили, что незачем, и дрова свистнули. Дело пошло быстрее.
– А загорится все это? – усомнилась сестрица, глядя на огромный дровяной шалаш, устремленный в поднебесье.
– Еще как загорится, – порадовала я ее. – Теперь слушай: оба костра зажигаем одновременно. Я остаюсь здесь сторожить Сашку, а ты бежишь к нашему дому, будишь Евгения и орешь «пожар». Да, на всякий случай возьми в доме ключи от машины и оставь в замке зажигания.
– Думаешь, придется уходить? – всполошилась Мышильда.
