– Денег нет, – закончил Максим. – Конечно, может, он их в стену замуровал, но лично я в этом сомневаюсь.
– Ясно, – кивнул Мотыль. Его вроде ничуть не раздосадовало то, что деньги не отыскались и даже наоборот, а вот гробница и черепа необыкновенно заинтересовали.
– Сколько, говоришь, их там? – спросил он Макса.
– Пятнадцать, – повторил он, а Мотыль довольно засмеялся и даже пропел:
– Пятнадцать человек на сундук мертвеца…
Мне все эти разговоры интересными не казались. Я все ждала, когда нас Сашка по-настоящему познакомит. Не могу же я называть родственника дурацкой кличкой Мотыль и при этом вести светскую беседу. Но Сашка начисто забыл обо всех правилах приличия. Вспомнив о том, что я леди, я обиделась и сказала:
– Всего доброго, – и пошла домой. Мышильда потрусила следом.
– Ну чего ты? – спросила она смиренно. – Интересные ведь были разговоры.
– До разговоров ли мне сейчас, когда Михаил Степанович пропал, и Евгений, и даже участковый.
В нашем доме стояла зловещая тишина, а под окном сидела Настасья Филипповна и вытирала глаза платком.
– Не появились? – со вздохом спросила она. Мы покачали головой, потом обежали весь дом, сад, пустырь и опять головой покачали. Безутешная женщина побрела по улице, а мы смотрели ей вслед и думали, куда могли подеваться три здоровенных мужика?
– Тут точно преступление, – заявила я, а Мышильда в ответ подергала себя за ухо.
Сидя в кухне, мы попробовали ждать известий о пропавших или их возвращения. Через несколько минут это сделалось совершенно невыносимым, и я, поднявшись, решительно заявила:
– Идем копать.
Сестрица возражать не стала, и мы отправились на пустырь.
– Думаешь, Макс мент? – спросила я по дороге.
– Не думаю, а вижу.
– А чего ж он с этими?
– Надо полагать, задание выполняет.
– Придушить бы стервеца, – в сердцах сказала я.
– Никак не можно, – покачала головой сестрица. – И даже наоборот – должны и обязаны содействовать в меру сил и возможностей.
От этого разговора я ужас как разнервничалась и землю швыряла так, точно в том месте, куда она падала, стоял мой злейший враг, как-то незаметно приобретший черты Максима. Мышильда сопела рядом, не сказав за все это время ни слова, и только когда мы уперлись носами в фундамент напротив, заявила:
– Вот и все.
И в самом деле: кухни кончились, все три. Мы перекопали все три возможные площади, где они могли находиться, и ничегошеньки не обнаружили – не только тридцати золотых червонцев, но даже самого завалящего кольца. Я сурово осмотрела перекопанное пространство и вздохнула: знала ведь, что чепуха все это, и пошла на поводу. Только мужа лишилась из-за дурацких сокровищ.
– Лизавета, – робко начала Мышильда, – мы как хотели: если на метр ничего не найдем, будем копать на два.
– Чтоб кто-нибудь из наших мужиков выкопал двухметровую яму? Да ни за что на свете. И зачем ему такая яма в родном подполе?
Мои слова произвели впечатление.
– Да уж, – сказала сестрица. – Вряд ли прадед так расстарался… И яму рыть совершенно необязательно, когда вокруг ходов полно.
– Не говори мне о них, – разозлилась я и полезла из ямы. Мышильде ничего не оставалось, как выбираться следом. – Прямо бы сию минуту уехала, – заявила я, шагая к дому. – Да вот душа болит о пропавших.
– Три дня придется выждать, – согласилась Мышь.
Солнце садилось за горизонтом, на землю пала мгла, а бриллиантовый дым растаял в тумане.
Хотя потрудились мы на славу, аппетита не было, и спать мы легли без ужина. Уснуть никак не получалось, я думала о несчастном Михаиле Степановиче и босом Евгении, а также об участковом Иваныче, о сокровищах прадеда, которые не пожелали найтись, и о черепах двенадцатого века. Где-то около полуночи под окнами послышались шаги, и Сашка неуверенно позвал:
– Елизавета.
Мышильда подняла голову и воззрилась на меня, а я махнула рукой. Сестрица полезла в окно.
– Чего тебе? – спросила она досадливо.
– Елизавету позови.
– Спит она и на тебя шибко осерчала. Говорит, брат у тебя невоспитанный.
– Он уехал, – сообщил Сашка. – Может, разбудишь ее, а?
