Душка проснулась с неохотой. Ей снился канун дня рождения. Все ходили с загадочными лицами — мама, папа, бабушка, Мишка и даже Павлик. Аранта лежала у дверей, недоуменно слушая их таинственные шуршания красивыми обертками, и все было так сладко, так…
Открыв глаза, она спрятала улыбку подальше. День был серым. И никого не было. Только где-то далеко осталась бабушка.
Наверное, она должна все-таки уехать к ней.
Эта мысль принесла облегчение. Она снова улыбнулась, потому что вспомнила — скоро и вправду ее день рождения.
Поднявшись с постели, она оделась и спустилась в комнату, где ее уже ждал Юлиан, а на столе дымились чашечки с горячим шоколадом.
Поцеловав его в щеку, она села напротив.
— Знаешь, Юлиан, может быть, ты расстроишься, но я решила уехать.
— Куда? — удивился Юлиан.
— Домой, к бабушке…
Она не поняла, почему он нахмурился, и повторила:
— У меня есть бабушка. Наверное, мне надо быть с ней!
— Я не хотел тебе говорить, милая. Не хотел портить твой день рождения. Но бабушка умерла.
Она вскочила:
— Я не верю тебе! Откуда ты мог это узнать?
— Родители просто скрыли от тебя это, — спокойно продолжал Юлиан. — Вот…
Он протянул ей листок, она покорно взяла его в руки, сама удивляясь тому, что уже знает, что там написано.
Руки опустились.
«Теперь я совсем одна», — подумала Душка. И, подняв глаза к потолку, прошептала:
— За что Ты меня так не любишь? Что я сделала Тебе?
Но Он, как всегда, хранил молчание.
Рука Юлиана коснулась ее плеча.
— А у меня скоро день рождения, — тихо произнесла Душка. — Раньше я так любила свой день рождения! Но теперь…
Она не договорила. ТЕПЕРЬ ей не были нужны дни рождения. Без тех, кого она так любила? Зачем?
— У тебя БУДЕТ день рождения, милая, — ласково сказал он. — Я даже приготовил тебе подарок. Ты будешь настоящей принцессой в этот день, детка. Вот увидишь — этот день станет самым счастливым в твоей жизни!
Он спустился, немного постоял, дотронулся до ручки двери — голова женщины с распущенными волосами, напоминающими львиную гриву, прекрасная работа, отметил он. Даже кольцо, которое по воле мастера красавица держала губами, раздвинутыми в улыбке-оскале, не могло испортить ее красоты. Сейчас глаза ее были закрыты, но стоило ему слегка потянуть это кольцо, чтобы открыть дверь, сомкнутые веки распахнулись, и она посмотрела на него — «капельки изумрудной бирюзы» обожгли взгляд. Он отдернул руку, отшатнулся. Веки снова закрылись. «Механическая игрушка, — усмехнулся он. — Плод усилий неведомого гения… Но — каково? Я в жизни не видел ничего подобного!»
Он снова дотронулся до кольца, снова открылись глаза, снова — вспышка изумрудного блеска… Преодолев снова родившийся в глубине страх, Игорь открыл дверь. Дверь тихо скрипнула, точно кто-то вздохнул за его спиной или едва слышно простонал. Пройдя по длинному коридору, освещенному только подсвечниками, он оказался в самом обычном пустом баре. Стилизованном под старину — в углу даже торчали доспехи, как и положено стилизации под какой-нибудь древний Камелот, соответствующий представлениям некоего толстосума, которому иногда хочется вообразить себя королем Артуром… Доспехи радовали взор новизной и блеском. Но еще больше порадовало содержимое бара — Игорь даже рассмеялся. «Сюда бы моих приятелей, — подумал он. — Экое богатство и — без привычной охраны… Бери что хочешь. Бармена нет. И никого нет, только круглые столы, чтоб каждый мог повоображать себя Артуром. Только пустая сцена, на которой по-хорошему должна появиться Мэрилин Монро, по меньшей мере, или ее заменитель — крашеная блондиночка с идеальной фигуркой, из ближайшего райцентра…»
Он взобрался на сцену и шутливо пропел:
— Ай вона би лав фор ю… тьфу, жалость какая, слов не помню… Ну и фиг с ними, со словами… Есть тут занятия поинтереснее.
Подойдя к бару, он достал сверху слегка запыленную бутылку с изображением черного быка и рассмеялся. Подмигнув доспехам, пробормотал:
— Неплохое название, а? Черный бык Аранхуэзский… Сроду не пил винцо с таким названием. Будешь?
—
На сей раз детский голос звучал угрюмо.
— Ну, не с тобой же, — усмехнулся Игорь. — С детьми пить нельзя.
—
— Я и теней-то тут не вижу, — парировал Игорь. — Даже твоя тень от меня ускользает…
Он махнул рукой, откупорил бутылку, поискал глазами бокал или стакан, но в этом месте стаканов и бокалов почему-то не было.
— Странно, все есть, кроме этого, — покачал он головой. И отхлебнул красную жидкость, пахнущую травой и еще чем-то неуловимым, слегка напоминающим кровь…
Перед глазами все поплыло, ему показалось, что доспехи стали на минуту живыми, потому что слегка покачнулись вместе с окружающим пространством, а потом на сцене вспыхнул свет, и он услышал вдруг приглушенные голоса, а потом кто-то захлопал, и на сцене появилась какая-то девушка, похожая на Ритку, только одета она была в черное, глухо закрытое платье, свои непокорные завитки умудрилась уложить в странную прическу а-ля Средневековье, и что особенно его удивило, так это отсутствие косметики на ее лице. Девушка взяла микрофон и слегка поклонилась. «Кажется, она собирается петь, — подумал он и глупо хихикнул. — Наверняка она будет петь именно это. Ай вона би лав фор ю…» Он хотел крикнуть ей: «Браво, ты неподражаема», но язык отказывался, слушаться, голова кружилась, все плыло…
— Сепер те море, Белле долль мио, — запела она неожиданно высоким, чистым, глубоким контральто, и он даже попытался встать, но снова упал на высокий стул, удивляясь этой тяжести в теле.
А девушка продолжала петь про то, что, когда она умрет, милый друг, ее любовь останется с ним, она не отпустит его, пребудет с ним вечно, всегда, никогда его не оставит,
—
Она выглядела очень странно — точно ее внешняя оболочка не совпадала с тем, что было у нее внутри. Кукольная внешность. Игорь даже назвал бы ее Барби, и в то же время он не мог оторвать от нее глаз, пытаясь разгадать ее загадку, и она тоже смотрела на него, уже закончив петь, только губы все еще шептали — тихо, едва слышно, он пытался услышать что — и не мог.
Словно поняв это, она спустилась с эстрады, и теперь ее лицо было совсем близко.
— And my soul from out that shadow that lies floating on the floor. Shall be lifted — nevermore! — прошептала она. — И душой из этой тени не взлечу я с этих пор. Никогда, о, nevermore!
Он хотел протянуть к ней руки, сказать, что это не так, из любой тени можно взлететь, но — что-то произошло.
Девушка в испуге оглянулась, быстро отпрянула от него, и он увидел там, у входа в это чертово кафе, высокую темную фигуру.
Не надо было вглядываться — он и так узнал уже эту сутуловатую спину, эту надменную и одновременно заискивающую улыбку и холодный блеск глаз, прикрытых стеклами очков.
