– Почему? Он следил за Павлом и мог узнать, где Павел их прячет.
– Ты мне голову морочишь, дрянь эдакая! – разозлился Ник.
– Конечно. Мне нужна твоя помощь, и я морочу тебе голову. Ну, так как?
– У тебя ничего не выйдет. Он не клюнет. Он же не идиот.
– Он значительно хуже, – утешила я. – У Дена нет мозгов, одни инстинкты. Сейчас он чувствует запах самки и пойдет напролом.
– Ставка высока, а на руках у тебя не карты, а дерьмо. Никаких шансов.
– Ну и черт с тобой, – усмехнулась я.
«А ведь Ник прав, – с тоской думала я, вышагивая по комнате. – Как ни страшно для меня это звучит, но он прав: я сама убила Павла. Я думала, что спасаю его, а наоборот, подтолкнула к гибели. Если бы я не навязала ему свою любовь, сейчас он был бы жив, получил бы деньги, о которых мечтал всю жизнь, и, может быть, в самом деле отправился на Таити».
Я могла сколько угодно терзать себя подобными мыслями, но ничего не способна была изменить. Зато у меня появилась цель, пусть убогая, дрянная, лживая, но цель, которая не позволит мне вскрыть себе вены и умереть. По крайней мере сейчас. Возможно, потом будет еще цель, и еще… «Неужели я опять цепляюсь за свою жизнь?» – с ужасом подумала я и зажмурилась от отвращения к себе. К черту мысли, у меня есть цель. С завтрашнего дня я не буду думать о Павле и не буду жалеть себя. Я буду думать только о том, как убить Дена. Я стану красивой и буду улыбаться мужчинам, и поужинаю с Рахмановым, если он позовет, и буду спокойной. Мне надо быть очень спокойной, мне нельзя сорваться, иначе я проиграю. Вот только с Машкой видеться не надо, Машку не обманешь.
Я вернулась в прихожую, опустилась на корточки напротив команданте и сказала:
– Давай поговорим о методах ведения партизанской войны.
Через три дня я позвонила Рахманову, спросила смиренно:
– Я могу увидеться с сыном?
– Вспомнила, что у тебя есть сын? – презрительно ответил он, но тут же сменил тон: – Когда ты хотела приехать?
– Сегодня.
– Сегодня я очень занят.
– Я не собираюсь встречаться с тобой, я хочу увидеть сына. Там два добермана в юбках, вполне достаточно для счастливого свидания.
– Хорошо, – подумав, сказал он. – Приезжай часов в пять, я распоряжусь.
В пять я была около его дома, охранник встретил меня возле калитки, Надежда Степановна ждала в дверях.
– Разувайся, – рыкнула она грозно. – Нечего грязь с улицы таскать. И руки вымой, прежде чем идти к ребенку.
Я сбросила туфли и прошла в ванную. В детскую она направилась вместе со мной.
– Полчаса. И я буду рядом.
– Это так необходимо?
– А ты как думала? От такой, как ты, можно ждать чего угодно. Еще наберется от тебя всяких пакостей.
Полчаса под неусыпным оком дракона в белом переднике были для меня сущей пыткой.
– Все, – сказала Надежда Степановна, поднимаясь ровно через тридцать минут. – Ребенка пора кормить.
Она взяла его из моих рук, и тут я увидела, как она смотрит на него, как бережно держит, и поняла, что тетка-дракон не просто привыкла к нему – она любит моего сына. И простила ей все. И сказала то, что и не думала говорить минуту назад:
– Спасибо вам.
Надежда Степановна вроде бы растерялась. Мы стояли и смотрели друг на друга, она нахмурилась и вздохнула, а потом сказала то, что, наверное, тоже не собиралась говорить:
– Ты не переживай, Коленьке здесь хорошо, отец его любит.
В комнату заглянула няня и шепотом сказала:
– Хозяин приехал.
– Не беспокойтесь, я ухожу, – заторопилась я.
Мы столкнулись с ним в дверях, Рахманов окинул меня взглядом, придерживая дверь, а я молча выскользнула на улицу. На следующий день, ближе к вечеру, он приехал ко мне.
– Прекрасно выглядишь, – сказал, когда я открыла дверь. – Антон уверен, что ты страдаешь, а непохоже. Может, менты не такие уж идиоты, подозревая тебя? Может, ты сама убила мужа?
– Может, – кивнула я. – Ты приехал, чтобы услышать мое признание?
– Следствие не закончено. Я приехал кое-что обсудить.
– Тогда проходи.
