дерьмо, то есть я хотел сказать – на варенье. Заскучает, потянет на сладенькое.
– Зачем тебе Ден? – спросила я настороженно.
– Пока не знаю. Может, и пригодится. Главное, что я в тебе не ошибся. А там посмотрим, как карта ляжет. Первое правило: не спеши и выжди момент.
– Ладно, выжду. А сейчас катись отсюда. Я устала, хочу спать.
– А я надеялся, ты меня осчастливишь. Тосковал, дни считал, и вдруг такая немилость.
– Ник… – вздохнула я.
– Ухожу, счастье мое. Обрати внимание: для тебя все, что угодно. Наступаю на горло собственной песне. Отдыхай, набирайся сил.
– Что с Машкой, Ник? – спросила я.
Он вроде бы удивился:
– А что с ней может быть? Лечится, поправляет душевное здоровье. Придурок этот, с собачьим именем…
– Тони?
– Вот-вот. Он регулярно ее навещает. Врачи разрешили, она после его визитов заметно улучшает им показатели. И Рахманова парень окучивает, они же дружки. Так что с Машкой порядок. Выйдет оздоровленной, выскочит замуж, детей нарожает. Рахманову очень хочется выглядеть в глазах дружка приличным человеком, потому и старается изо всех сил. Думаю, вскоре наш красноречивый и у тебя появится.
– Ты спятил? – отмахнулась я.
– Появится, появится. Ставлю свой джип против твоей развалюхи. Как ему не появиться…
– После того, что было?
– А что было, дорогуша? – удивился Ник. – Он уезжал, ты уезжала, а теперь оба вы вернулись.
– Не может он быть до такой степени… – я замешкалась, подбирая слово.
– Рахманов все может. Редкой породы скотина, – развеселился Ник. – Все, удаляюсь. Отдыхай. Желаю уснуть и видеть сны, и прочее в том же духе.
Он наконец-то ушел, а я перебралась на диван и некоторое время разглядывала потолок, пока не поняла, что уснуть не удастся. И через полчаса отправилась к Виссариону, вспомнив, что я у него вроде бы работаю. Девки при виде меня сначала расцвели улыбками, но тут же заскучали, справедливо полагая, что, раз уж я на рабочем месте, избежать им воспитания классической музыкой не удастся. Виссарион улыбаться не спешил, дождался, когда я подойду к стойке, и спросил в своей обычной манере:
– Как оно?
– Жива, и слава богу, – ответила я.
– Уже неплохо, – подумав, пожал он плечами.
– Как взглянуть… – вздохнула я.
– Чаю выпьешь?
– Лучше водки.
Виссарион разлил водку в две рюмки, мы на них уставились и замолчали.
– Поминаем кого? – спросила подошедшая Верка.
– Сгинь, Христа ради, – цыкнул Виссарион и виновато взглянул на меня.
Мы выпили. Он еще немного помолчал и сообщил:
– Тут тебя спрашивали.
– Кто?
– Человек, – пожал Виссарион плечами.
К его манере вести беседу надо было привыкнуть, обычно у людей сдавали нервы на пятой минуте, но я-то знаю Виссариона давно и не спеша продолжила:
– Что за человек?
– Хороший, – кивнул он. – Ты чего удивляешься, по-твоему, тобой только плохие интересоваться должны?
– Это ты сам додумался, что человек хороший, или он тебе сказал?
– Я не додумываюсь, я вижу. Хороший человек, глаза добрые. А глаза – у нас что? То-то.
– И что этот хороший человек?
– Интересовался, где ты. Я ответил, только он ничего не понял.
– Неудивительно.
– А переспросить он постеснялся, – не обращая внимания на мои слова, продолжил Виссарион. – Ушел. Я думаю, опять придет. Он почти каждый вечер заглядывает.
– Вот как? А имя у него есть?
