– Наверное. Но я не спрашивал, а он не сказал. Ты его знаешь, – кивнул Виссарион. – Он был здесь как-то, и вы поссорились.
– Высокий симпатичный брюнет? – спросила я, успев сообразить, что речь, скорее всего, идет о Тони, среди прочих моих знакомых не было человека, которого бы Виссарион наградил эпитетом «хороший». Словами старик не разбрасывался и людей чувствовал хорошо, хотя на зрение жаловался.
– Точно, – кивнул он. – Беда у парня.
– С чего ты взял?
– Душа болит.
– У него? – Кажется, за долгое время знакомства я творчески освоила чужую манеру разговаривать.
– У тебя тоже, если тебя интересует мое мнение.
– Не интересует. Давай к нему вернемся.
– Давай, – охотно согласился Виссарион.
– Значит, у него болит душа? Это он сказал, или ты по глазам прочитал?
– Если человек приходит в такое место, сидит здесь целый вечер с одной чашкой кофе, улыбается, когда девки допекают, и ни разу не разозлился, говорил ласково… Какой я должен сделать вывод?
– Что он лицемер и придурок, – подсказала я.
– Что человеку больше податься некуда, – ничуть не обиделся Виссарион.
– Этому есть куда, – отмахнулась я. – Ладно, разберемся, что там с его душой, когда явится.
Не успела я договорить, как дверной колокольчик звякнул, а Виссарион произнес:
– Вот и он.
Я нехотя повернулась и увидела, как в кафе входит Тони. Девки встрепенулись, весело его приветствуя, он ответил им мягкой улыбкой, которая так приглянулась Виссариону, помахал рукой, немного сконфуженно, точно не ожидал такой теплоты и привязанности, и направился ко мне.
– Может, стоит привлечь парня для спасения заблудших душ? – с ухмылкой обратилась я к Виссариону. – В нем есть задатки миссионера.
– Может, ты для начала спросишь, что он хочет от тебя? – в тон мне спросил Виссарион.
– Конечно, спрошу, но и так ясно: у нас здесь армия спасения, а у него душа больная.
– Здравствуйте, – сказал Тони, поравнявшись со мной.
– Салют, амиго, – вздохнула я.
– Я вас искал.
– Я в курсе. Самое время сказать, зачем.
– Мы могли бы… – начал он, нерешительно оглядываясь.
– Еще бы, – хмыкнула я. – Идемте в нашу исповедальню. Там темно, за шкафом возятся мыши, и ничто не мешает изливать душу.
Я направилась в подсобку под укоризненным взглядом Виссариона, на которого вдруг напал кашель. Таким образом он пытался скрыть свое замешательство. Непонятно, из-за чего он расстроился: то ли из-за мышей, которые и в самом деле не давали покоя, то ли из-за пришибленного вида Тони.
В подсобке мы с Тони устроились на расшатанных стульях, и я поторопила:
– Смелее, амиго. С чем вас послал ко мне господь?
– Вы все еще сердитесь на меня, – вздохнул он, разглядывая свои руки.
– Помилуйте, за что же? Слушайте, а с чего вы мне «выкаете»? Мы же вместе пили не раз и даже напивались. Наплюем на условности и начнем друг другу «тыкать».
– У меня не получится, – огорошил он.
– Вроде раньше получалось?
– И раньше… если только выпить для храбрости.
– Без проблем. Сейчас сообразим.
Я приподнялась, а он схватил меня за руку.
– Юля…
– Ну, Юля, дальше-то что?
– Все, что вы думаете обо мне, конечно, правильно. Я не должен был… я виноват в том, что произошло с Машкой.
– Это кто вам такое сказал? Неужто сами додумались?
– Ваше презрение я заслужил, – вздохнул он. – И все, что вы хотели бы мне сказать, сам себе я уже говорил много раз.
– А зачем тогда пришли? Нового я вам ничего не скажу.
– Я ее никогда не брошу. Что бы ни случилось. Я всегда буду рядом. Я вам клянусь.
