пластической операции, я пыталась их разглядеть, да крохотных шрамов под волосами не видно. У тебя был хороший хирург, кое-что подправил – и вот уже другое лицо.
– Послушай…
– Ты появился в городе два года назад, у тебя ни родни, ни близких. Имитатор звонил лишь тогда, когда тебя не было рядом. Ты не хотел, чтобы я ехала к Агнессе в тот вечер, а потом позвонил Авдотьеву и вынудил его убить женщину. Ты был этой ночью на кладбище. Даже то, что ты так старательно избегал моих объятий, теперь тоже понятно: рассчитывать на то, что я тебя не узнаю в постели, глупость. На это даже твоего мастерства не хватит. Участковый – хорошее прикрытие.
– Точно. Как и твое. Должен сказать, у тебя паршивая работа. Когда-нибудь ты это поймешь.
– Кто-то должен останавливать таких, как ты.
– Ну, конечно. Старая песня. Подумай, чем киллер на службе у Отечества отличается от обычного? Не жди от Родины наград, и на пенсию у нас тоже не выходят.
– Может, у меня не лучшая в мире работа, но я не вспарываю людям животы, как ты, чертов психопат.
– Я же сказал, ты заблуждаешься. Скажи на милость, зачем мне понадобилось везде таскаться с тобой, привлекая к себе всеобщее внимание?
– Иногда приходится рисковать.
– Я охранял тебя.
– Ага. Особенно в машине, с удавкой в руках.
– Ты считаешь, это был я?
– Я уже сказала, ты хороший актер. Мне понадобилось очень много времени, чтобы узнать в тебе своего бывшего любовника.
– Ты заблуждаешься, – снова повторил он. – Ты поймешь это, когда успокоишься и решишь немного пошевелить мозгами. Но будет поздно. В вашем ведомстве скоры на расправу. У меня к тебе просьба: будь осторожна. Он жив, и он идет по твоему следу.
– Зря ты надеешься, что я помогу тебе смыться, – покачала я головой.
– А я и не надеюсь, – усмехнулся он. – Это не твои друзья подъехали?
Я выпрямилась и увидела четверых мужчин, которые шли к нам от сторожки. Впереди невысокий мужчина в сером костюме и куртке нараспашку. Павел Иванович. А за глаза его называют у нас просто Иваныч. Добродушный с виду дядька. Правда, добродушия в нем – кот наплакал. Увидев меня, он вроде бы вздохнул с облегчением.
– Как ты? – спросил сердито.
– Скверно.
– Ты же сказала, что поехала в этот город по личным делам?
– Кто знал, что личное дело так обернется? – пожала я плечами. Мужчины рывком подняли с земли Ковалева. Иваныч повернулся и долго смотрел в его лицо.
– Это ты, – сказал хмуро, а Ковалев засмеялся и ответил:
– Рад, что вы меня еще помните.
– Не могу поверить, – с печалью покачал головой Иваныч. – Глаза. Глаза остались прежними.
– Не сомневался в вашей наблюдательности, – язвительно сказал Ковалев и повернулся ко мне: – Подумай над тем, что я сказал тебе. И будь осторожна.
– Уведите его. И пришлите кого-нибудь забрать труп.
– Я думаю, это Чайка, – кивнув на крест, сказала я, когда Ковалева увели.
– Тогда нам повезло, – ответил Иваныч и улыбнулся. – Хорошая работа. Поздравляю.
– Если не возражаете, я тоже отбуду.
– Конечно. Встретимся через недельку, когда ты немного отдохнешь.
Я уныло брела к своей машине. На душе было скверно. Никакого намека на радость победы или хотя бы удовлетворения. В голове настойчиво бились его слова: «Ты ошибаешься, девочка, ты даже не представляешь, как ошибаешься». Я бы хотела поверить. Очень хотела. Но поверить я не могу, я могу лишь обманываться. Горько, что человек, которого я любила, оказался зверем. Горько, что остановить его пришлось именно мне. Но поступить по-другому я не могла. И не потому, что моя работа – останавливать таких, как он. Я выбрала эту работу, потому что таким, как он, нет места среди людей.
На кладбище успели выставить оцепление, Гризли стоял рядом со своим джипом и хмуро смотрел в мою сторону. Надо бы сказать парню, что вожделенных денег они не получат. Я бы на их месте думала не о деньгах, а о том, что за два убийства придется отвечать перед законом, но в ту минуту мне было не до Гризли. Я села в свою «Ауди» и не спеша поехала к дому Ковалева. Ключи от его квартиры были у меня в кармане. Я собрала свои вещи, вышла на лестничную клетку, заперла дверь и посмотрела на ключи в своей руке. Что с ними делать? Подумала и позвонила соседям. Дверь мне открыла девочка лет одиннадцати.
– Передай ключи Алексею Дмитриевичу, когда он вернется, – сказала я и быстро покинула подъезд.
Надо было уезжать. Но оставить город оказалось не так просто. Я искала предлог задержаться здесь и поехала на квартиру к Светке. Прошлась по комнате, встала у окна.
«Имя, твое истинное имя знаю только я», – прочитала вслух. Она знала, кто он, и заплатила жизнью. Как их пути пересеклись вновь, я вряд ли узнаю. «Надо вернуть ключи ее матери», – решила я. Но вместо того, чтобы отправиться к Валентине Ивановне, легла на диван, разглядывала потолок и думала о Светке, о Ковалеве и о себе. А еще с горечью о том, что теперь никогда не смогу грустить о Валерке, фантазировать,
