мечтать, как мы вдруг встретимся где-нибудь, когда-нибудь. Я даже лица его не могла теперь представить, вместо лица – звериный оскал и запах крови.
– Придется мне это пережить, – вздохнула я. Но все эти мысли перебивали его слова, которые я слышала вновь и вновь: «Ты поймешь, что ошиблась». Да я бы свою жизнь отдала, чтобы ошибиться!
Не знаю, как долго я оставалась бы на диване, но из оцепенения меня вывел звонок на мобильный. Я взглянула на номер и слегка удивилась.
– Ты еще в городе? – спросил знакомый голос. – Немедленно уезжай. И будь очень осторожна. На некоторое время тебе лучше исчезнуть.
– Что случилось? – стараясь быть спокойной, спросила я.
– Он сбежал.
– Сбежал? – В моем голосе было столько удивления, что Павел Иванович, должно быть, подумал: я решила, будто он меня разыгрывает.
– Он очень ловкий, сукин сын. Немедленно уезжай. Это приказ.
Я захлопнула крышку телефона и взглянула на часы. «Ключи вернуть я обязана», – после минутного колебания решила я и направилась к двери. На ходу позвонила Валентине Ивановне.
– Я хотела бы вернуть вам ключи. Можно я сегодня приеду?
– Конечно, Ланочка. – Кажется, она что-то хотела спросить, но передумала.
Через полчаса я покинула город, увидела заправку и свернула. Притормозила и пошла к кассе. Расплатилась, а когда подходила к бензоколонке, из-за нее вывернул парень в оранжевой куртке и бейсболке и задел меня плечом, я дернула головой в сторону, уже сообразив, что произошло, но ничего сделать не успела. И отключилась. Те, кто был рядом, вряд ли что поняли. Мужчина открыл дверь машины и помог мне сесть. Потом сел сам. Обычная сценка, ничем не примечательная.
…Я очнулась и сразу открыла глаза. Чувство было такое, точно я вынырнула из глубокого темного колодца, и тут же вспомнила все. И похолодела от ужаса.
Я попробовала пошевелиться. Руки и ноги у меня связаны. И не просто связаны – я не могла пошевелить ими. Я лежу на каком-то длинном столе из металла. Он успел нагреться от моего тела, значит, я здесь уже долго.
Я попыталась приподнять голову, и тут же вспыхнула лампочка прямо над моим лицом, ослепив меня на мгновение. Я зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, поняла, что рядом кто-то есть.
– Очнулась? – спросил Ковалев. Он сидел возле стены и читал газету. Сложил ее аккуратно и отбросил в сторону. Поднялся и не спеша подошел ко мне.
Мы в подвале или в гараже. Вряд ли меня кто-то услышит, даже если я буду орать во все горло. Он об этом позаботился. А орать мне сегодня придется. Долго. Очень долго. Пока не умру. Об этом он тоже позаботится.
Я покрылась холодным потом от таких мыслей и призвала на помощь все свое мужество, чтобы не заорать прямо сейчас, не дожидаясь, когда он приступит. И вновь подумала о Светке – о ее последних часах, о ее беспомощности. В смерти мы наконец-то сравняемся. А еще очень злила собственная глупость, что я так по-дурацки попалась в капкан.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Ковалев. – Извини, что пришлось связать тебя. Хоть ты и производишь впечатление хрупкой девушки, но я знаю, устранить Стрекозу не доверили бы кому попало. Я хочу поговорить с тобой, – наклонясь ко мне, сказал он. И я совсем рядом увидела его глаза.
– О чем? – спросила хрипло.
– О Стрекозе.
– Он мертв.
– Ты видела труп? Ты его видела? Уверен, что нет. Тот, кто оставляет метку на телах своих жертв здесь, в этом городе.
– Ты просто псих. – Я покачала головой, не находя слов. – Что, не дает покоя слава убитого Стрекозы?
– Настоящий Стрекоза – это я, – сказал он с печалью. Вздохнул и прошелся вдоль стола. Когда он отходил на несколько шагов, я не могла его видеть. Его близость пугала, и вместе с тем мне необходимо было видеть его лицо. – Когда-то у меня была та же профессия, что и у тебя сейчас, – продолжил он. – И те, кому положено знать, знали меня под этим именем.
– И ты оставлял метку на телах своих жертв?
– Мне бы это в голову не пришло, – усмехнулся он. – Я хороший стрелок и своих жертв видел в прицеле винтовки.
– Не очень-то я понимаю…
– Я и хотел поговорить с тобой, чтобы ты все поняла. Но для начала, если не возражаешь, я сделаю то, что очень давно хотел сделать. – Он опять наклонился и поцеловал меня, а во мне все замерло от отвращения. – Ты говорила, что любишь меня, – сказал он с горечью.
– Не тебя. Того, кем ты никогда не был.
– Я же предупреждал, ты ошибаешься.
– Тогда развяжи меня. И я тебе поверю.
– Хорошо, – подумав, ответил он. – Обещай, что выслушаешь меня.
И в самом деле он развязал веревки. Я села и потерла занемевшие руки, а он устроился на облезлом стуле возле стены.
