– Жаль, что нельзя об этом спросить его самого. Но можно поинтересоваться у Талызина. Вдруг он что-нибудь да знает?
– Я считаю, что был не прав, когда решил не сообщать в милицию о нападении на вас. Теперь, когда мы знаем, кто они…
– Что это меняет? Допустим, я напишу заявление. Господин Талызин скажет, что куртку у него украли, а сам он в момент нападения находился где-нибудь…
– Как же вы тогда намерены что-то у него выяснить?
– Я намерена с ним сама поговорить. А что? Вернем человеку куртку и пообщаемся.
– Слушайте, у вас вообще-то с головой все нормально?
– Полный порядок, если не считать весеннего обострения, – ответила я и засмеялась.
Однако Алексей Дмитриевич мою шутку не принял:
– Тогда вам по весне лечиться надо, а не расследованиями заниматься.
– Хорошо, – вздохнула я. – Напишу заявление. Возможно даже, ваши коллеги что-то из Талызина вытрясут. Только вряд ли они полученными сведениями со мной поделятся. А тут интересная картина вырисовывается.
– И что же у вас вырисовывается? – хмуро спросил он.
– Скажите лучше, вы о Юрии, который разыскивал Петрова, что-нибудь узнали?
– Узнал, – буркнул он, глядя на меня без приязни. – В гостинице «Заря» в тот период не проживал ни один мужчина с таким именем. Более того, не было похожего человека и в других гостиницах.
– То есть парень врал? Занятно. Есть три трупа здесь и один в Питере. Петров и Прибытков приехали в город не так давно. И тот, и другой люди одинокие. У дальнобойщика была семья, но обзавелся он ею уже здесь. Чем занимались ранее, не совсем ясно. Обоим были сделаны пластические операции – один был ранен, второй попал в аварию.
– Откуда вы знаете о втором?
– Беседовала сегодня со вдовой.
Ковалев поморщился. Как видно, мысль о том, что я болтаюсь по городу без его чуткого руководства, ему не понравилась.
– Я вам звонила, вы не откликнулись, так что нечего злиться, – напомнила я. – Теперь дальше: оба мужчины высокие, темноволосые, светлоглазые. И даже немного похожи внешне. Цвет глаз и волос, в принципе, можно изменить, но крашеные волосы у мужчин привлекают внимание, как и линзы.
– Понимаю, куда вы клоните.
– Хорошо, что понимаете. Вот вам и ответ, почему этими убийствами занялась ФСБ. Они наверняка обратили внимание на все эти странности и сделали выводы.
– Какие выводы? Кто-то охотится за высокими брюнетами, перенесшими пластическую операцию? А при чем здесь Светлана? У нее что, тоже была пластическая операция?
– Думаете, почему мы так похожи?
– О господи. Но ведь пол она не меняла? Так какое она может иметь отношение к высоким брюнетам?
– Пока не знаю, – улыбнулась я. – С удовольствием выслушаю вашу версию.
– Нет у меня версий. Зато есть беспокойство. За вас. Я не знаю, что заставило нашего маньяка выбрать в жертвы именно этих людей. Может, он ненавидел пластических хирургов.
– Тогда животы вспарывать стоило им.
– Светлана Сергеевна, а вы от меня ничего не скрываете? – посуровел мой участковый.
– Помилуйте, как можно! Ну, что? Вам тоже стало интересно?
– Значит, брюнеты, перенесшие пластическую операцию… – пробормотал он. – И Светлана имела к этому какое-то отношение. Оттого псих и разделался с ней.
– Вот именно. Она подошла слишком близко к чьей-то тайне. Один человек, говоря о ней, высказал предположение, что она заигралась.
– Как это понимать? – поднял брови Алексей Дмитриевич.
– Видите ли, она постоянно играла какие-то роли. Придумывала себе жизнь. Такое бывает. Обычно людям их фантазии не особо мешают, но в ее случае все было по-другому. Она сама не знала, где кончаются ее фантазии и начинается реальность.
– Как это связать с убийствами?
– Вся чертовщина с черной магией и прочим завела ее слишком далеко. И где-то там ее дорога нечаянно пересеклась с настоящим злом.
– Помилуйте, вы же не собираетесь всерьез заниматься всей этой… Или собираетесь? – спросил он, помедлив и в совершеннейшей тоске глядя на меня. Я в ответ только пожала плечами, радостно улыбаясь, точно спрашивая: «А что мне еще остается делать?» – Тогда разумнее сосредоточиться на убийствах мужчин, чем тратить время на ерунду вокруг вашей подруги. Тем более что здесь действительно что-то вырисовывается.
– А если я вам скажу другое: то, что вы называете чертовщиной, может быть не лишено смысла?
– Лично я никакого смысла в этом не вижу, – сердито ответил он.
