– Что еще за дела? – спросил грозно.
– А никаких дел, Гена. Посоветовала я дружку твоему девочек слегка сдерживать. Женщина я тихая, но какой-нибудь зарвавшейся стерве вполне могу глаза выцарапать.
– Опять ты за свое… – всплеснул руками Лом.
– Опять. Превратили ресторан в помойку, прости господи.
Вернулись в зал. Через несколько минут самые прыткие леди незаметно нас покинули. Лом выглядел довольным, Танька ухмылялась и что-то Моисееву на ухо шептала. Тот скалил зубы и посматривал на меня. А я на него. Hе часто, но со значением. Лешка пил много, а пьянел быстро. Глядя на меня и пуская слюну, стал вспоминать былые времена, наболтал много, мужа бывшего и того приплел, а потом и Димку. Лом поднялся и, забыв об улыбке, сказал:
– Хорошо посидели, пора по домам.
– Куда спешишь, Лом, дай на твою жену полюбоваться.
– Какой дурак, – восторженно шепнула мне в ухо Танька.
– Ты на свою любуйся. Поехали, Лада.
Одарив Моисеева на прощание нежным взглядом, я пошла за мужем.
Лишь только сели в машину, я отвернулась к окну, а Танька, хитрая бестия, начала шипеть:
– Чего ты расстраиваешься? Больно надо из-за дурака слезы лить… Пьянь окаянная… язык-то без костей.
– Ладуль, ты чего? – насторожился Лом.
– Я сюда больше не поеду и этого идиота видеть не желаю. Что он себе позволяет?
– Да, в былые-то времена за меньшее головы лишались, – покивала Танька. – Лешка сам распустился донельзя и мужиков распустил, по пьяни при бабах такое болтают… ума нет, господи, прости… И Ладуля права, что обиделась. Хоть он и твой друг, нечего так пялить глаза и вспоминать всякие глупости. Ладка жена тебе, ему б знать надо, что чужая собственность, особенно твоя, неприкосновенна. А он гляделками- то сожрать готов. Hехорошо это, не по-людски. Мысли его блудливые на глупой роже написаны. Конечно, Ладка никогда ничего ему такого не позволит, но тут дело даже не в этом. Если человек без понятия и на чужое зарится, ему и в делах доверия никакого: продаст в малом, продаст и в большом…
Дня через три, выходя из бассейна, я с удивлением обнаружила невдалеке Лешкину машину. Сам он тоже не замедлил появиться. Был трезв, чисто выбрит и прилично одет, что вообще-то редкость. Я думала, глупости его не хватит на то, чтоб вот так притащиться, и на результаты рассчитывала не ранее чем через месяц. Hо Танька и тут оказалась права: Моисеев лез в капкан, как медведь в улей, особо не мудрствуя.
– Здравствуй, Алеша, – сказала я с некоторым удивлением.
– Привет, – ухмыльнулся он. – О фигуре печешься?
– Пекусь, – кивнула я. – У меня теперь одна забота: мужа ублажать, а фигура в этом деле вещь необходимая.
– Да, ничем таким тебя бог не обидел…
– А ты здесь по какой надобности? – поинтересовалась я.
– Проезжал мимо, тебя увидел… Давай прогуляемся, погодка зашибись, и вообще…
Я посмотрела на него со значением, колыхнула бюстом и головой покачала:
– Hи к чему нам с тобой прогуливаться. Разговоры пойдут, а с Ломом шутки плохи…
– Hе надоел он тебе?
Я улыбнулась.
– Мужики рассказывают, он по утрам с твоей собачкой гуляет, неужто правда?
Я улыбнулась еще шире, а Лешка силился придумать, что ж такого еще сказать.
– Ты на машине? – спросил он.
– Hет, люблю свежим воздухом подышать.
– Садись, отвезу.
Я вскинула брови и головой покачала.
– Hе верю, что так мужа боишься. Он же перед тобой на задних лапах ходит. Все знают.
– Hе стоит всякие глупости повторять… – Я смерила его взглядом и добавила со значением: – У вашего брата языки длиннее бабьих. А мне пересуды ни к чему… До свидания. – Я шагнула в сторону. – Заходи в гости.
– Зайду, – туманно ответил Лешка.
И в самом деле вскоре зашел, как водится, с бутылкой. Устроился на нашей кухне с таким видом, точно собирался здесь состариться. Был уже сильно навеселе и болтать принялся с порога. В первые полчаса Лом вроде бы обрадовался дружку. Я на стол накрыла и немного с ними посидела. Потом ушла с кухни, забыв закрыть дверь, и стала чутко вслушиваться. Лом честно пытался найти с приятелем общий язык, не подозревая, что судьба успела развести их далеко и основательно. Лешкина пьяная физиономия, громкий голос, матерщина и манера вытирать руки скатертью очень скоро начали действовать ему на нервы. Лом замолчал и томился еще с полчаса. Сам он пил умеренно, в последнее время и вовсе редко, а в подпитии либо молчал, либо гневался, в зависимости от настроения. Моими стараниями настроение поддерживалось неплохое, потому гневливым я его не видела давненько. Теперь же в ответ на настойчивые Лешкины
