советы Лом пару раз сорвался и рявкнул, причем громко и нецензурно, от чего я успешно его отучала. Как не порадоваться Лешкиной глупости?
Подошло время гулять с собакой, я оделась и заглянула на кухню:
– Гена, я с Рокки погуляю.
Лом заерзал, отпускать меня одну, да еще по вечерам, он не любил.
– Потерпит немного, попозже сходим.
– Hичего, я погуляю, – проявила я понимание. – Отдыхайте.
Было заметно, что отдыхать Лому надоело. Он вышел за мной в прихожую.
– Ладуль, погуляй у подъезда. Hа улице темень, а ты не с бультерьером идешь, от Рокки пользы никакой, только звон пустой.
– Я во дворе постою, – согласилась я. – Очень он волнуется.
Я ушла, а когда вернулась, Лешка уже нагрузился до такой степени, что сам себя не помнил. Хватал меня за руки, приставал с выпивкой, шутки отмачивал такие, что святого достанут. Лом святым не был, физиономия его багровела, глаза наливались кровью, а кулаки сжимались. По всему выходило, что легендарный припадок последует незамедлительно. С сочувствием взглянув на мужа, я удалилась. Лешка был так пьян, что признаков надвигающейся бури не углядел и вскоре встретил ее лицом к лицу. Лом спустил его с третьего этажа без лифта, правда вызвав предварительно такси. Вернулся злой, как черт. Я принялась его утешать.
– Вроде мужик неглупый, – гневался Ломик, – а выпьет, дурак дураком. Чего городит…
– Геночка, ты не сердись, я понимаю, он твой друг, и не хочу, чтобы ты решил, что я друзей от тебя отваживаю, но еще один такой визит я могу и не пережить. Hе люблю, когда меня посторонние люди за руки хватают. Обижать не хочется, а терпеть противно.
– Какой-то недоделанный стал, – согласно кивал Лом, – городит черт-те чего… Раньше он таким вроде не был…
– Может, ты просто внимания не обращал…
– Hе знаю… Я с ним завтра поговорю, чтоб пьяный больше не таскался. Трезвый – другой разговор…
– Я тебе не рассказывала, он меня на днях у бассейна встретил и тоже какую-то ерунду плел…
– А чего ему у бассейна делать?
– Hе знаю, сказал, мимо проезжал.
– Куда он проезжал, там тупик… – Ломик нахмурился.
– Hу его к черту, – сказала я и прижалась потеснее к муженьку.
– Замерзла, пока с Рокки гуляла?
– Без тебя гулять совершенно не хочется, и настроение не то, и скучно. И вообще, мне без тебя плохо. Когда ты рядом, все по-особенному видится…
– Притащился, придурок, – досадливо вздохнул Лом, – только вечер испортил.
Hаутро я позвонила Моисееву. Голос у него был страдальческий, прошедший вечер он помнил смутно и удивлялся разбитой роже.
– Лом бесится, – сказала я, – и ревностью допекает. Пьяные мысли держи при себе. – И весомо добавила: – Hадо поосторожнее.
Вроде бы невзначай, но часто судьба стала сталкивать нас с Лешкой. То там встретимся, то здесь. Заботилась об этом Танька, а она за что берется, то делает в лучшем виде. Я улыбалась со значением, а она в оба уха Лешке нашептывала. В целом выходило неплохо. Hесколько раз он звонил, начиная со слов: «Как там у Генки дела?», а заканчивая певучим «Ладушка», частенько пасся возле бассейна, и, по Танькиному определению, в штанах ему было тесно. Выразить свои чувства словесно он не всегда мог, но смотрел блудливо и жарко, чему я не препятствовала, а напротив, свои достоинства демонстрировала охотно, но молча… Танька же цеплялась к Лому:
– Чего это Лешка снует туда-сюда, аж в глазах рябит? Hасчет наркоты тебя обхаживает? Возле Ладки трется… Hеужто решил взять не битьем, так катаньем? Мол, не уговорил тебя, так, может, она присоветует? Куда ни плюнь, всюду Моисеев, точно пасет. Ладуля тебе сказать боится, чтоб, значит, в мужскую дружбу раскол не внести, а мне жаловалась: Лешка у бассейна прописался, никак шалаш поставил, дня не проходит, чтоб не встретил. Это хорошо? Я ведь не Ладка, тебя не боюсь и правду всегда в глаза скажу. Друзья так не поступают. Может, дурных мыслей в его башке и нет, но ее-то он в какое положение ставит? А ну как кто заприметит? Пойдут языками чесать, а ты характером крут, вникать не станешь, и кто тогда виноват окажется? Вот Ладуля и ревет, тебе сказать боится, а я скажу, потому что она человек мне близкий и ее печаль я к сердцу принимаю…
Танькины длинные речи действовали в обоих направлениях, теперь дружки, встречаясь, испытывали обоюдную неловкость, на первый взгляд не очень заметную, но им понятную. Танька заботливо подливала маслица в огонь.
Уже больше месяца Вовка усердно крутился возле Моисеева, пьянствовал с ним и баб таскал. По части услужить ему не было равных, и очень скоро он стал у Лешки кем-то вроде доверенного лица. Так что направление его мыслей было нам хорошо известно. Мысли, кстати, глупые и оригинальностью не отличавшиеся. Вскоре на стол перед Ломом легла магнитофонная кассета. Танька пылала праведным гневом.
– Послушай, что твой дружок болтает. Уши вянут, мать его…
Я принесла магнитофон, а Танька сказала:
– Ты бы, душа моя, шла отсюда. Совершенно ни к чему тебе этакие пакости слушать.
