– Ничего не странно. У тебя характер, отшила и забыла. Так и надо, и нечего всякие церемонии разводить.
Я тяжело вздохнула, глядя на его шкодливую физиономию, и неожиданно для себя задумалась: а ну как действительно мое тогдашнее бегство от любимого человека было не отчаянием слабой женщины, а проявлением характера? Чепуха, вот чего уж у меня никогда не было… характера то есть. Тут мне еще кое- что пришло на ум. Занятная вещь: я училась на третьем курсе экономического факультета, а потом вдруг неожиданно для всех, и для себя в том числе, поступила в художественное училище. После его окончания мне предложили неплохую работу, перспективную и денежную, возможно, не совсем творческую… но охотников на нее было много. А я перебивалась несколько лет случайными заработками, чтобы иметь возможность делать то, что хотела. Когда не было даже хлеба, я рыдала, забившись в угол, и костила себя на чем свет стоит за то, что я бесхарактерная, бесхребетная растяпа. А вдруг характер у меня все-таки есть? Может, он просто какой-нибудь незаметный, то есть все вокруг его не видят и думают, что его и вовсе нет, а он сидит себе тихонечко и особо не высовывается.
«Ты б сама себя послушала, – подковырнул меня внутренний голос. – И вызвала бы «неотложку». С головой у тебя явные нелады».
– А зачем тебе эти фотографии? – спросил Денис. Я не сразу его услышала, и вопрос он повторил дважды.
– Я ж тебе объясняла: мне кажется, Андрея убили из-за этой пленки. Он заплатил за нее большие деньги. Если я права, на фотографиях должно быть что-то очень важное. Вдруг это поможет нам найти выход из создавшейся ситуации?
Денис посмотрел на меня с уважением.
– Думаешь, ты сумеешь разобраться?
– Думаю, – нагло соврала я. Упасть в грязь лицом перед одиннадцатилетним мальчишкой ужасно не хотелось. – По крайней мере, необходимо понять, почему милиционеры вдруг заделались убийцами и к кому следует обратиться, чтобы прекратить все это.
«Программа минимум, – хохотнул внутренний голос. – А программа максимум – навести порядок в стране».
– Да пошел ты! – разозлилась я.
– Это ты мне? – удивился Денис.
– Извини. У меня такое бывает – сама с собой разговариваю.
– А… – Денис задумался, время от времени поглядывая на меня. – У пацана знакомого отец тоже художник, так он рассказывал: чертей батяня гоняет и все болтает с кем-то. Вовка говорит, все художники чокнутые, а если еще и талантливые – спасу нет, полные шизики.
Я фыркнула, покачала головой и ответила:
– Не переживай, я, наверное, не очень талантливая, чертей не гоняю, и вообще…
– Да я без обиды, просто к слову, – сообщил Денис, продолжая ко мне приглядываться, словно хотел убедиться, что я сказала правду и особых отклонений от нормы у меня не наблюдается. Я посмотрела на часы.
– Пора.
– Я с тобой…
– Нет, сиди в машине.
Через пять минут в моих руках была увесистая пачка фотографий, точнее, двадцать четыре штуки. Фотографии я решила сделать в двух экземплярах, рассчитывая на то, что дубли могут пригодиться. Я вернулась в машину, пленку аккуратно смотала и, убрав в футляр, спрятала в сумке. Место не самое надежное, позднее я надеялась подобрать для нее тайник. Потом стала тщательно рассматривать фотографии. На них абсолютно не было ничего такого, за что человек в твердом рассудке мог бы убить другого человека. Компания из пяти мужчин, двое почти всегда на переднем плане, на четырех фото промелькнули две женщины. Помещение, где делали фотографии, судя по интерьеру, бар или кафе. Изучив буквально каждый сантиметр очень придирчиво и дотошно и по-прежнему не заметив ничего мало-мальски подозрительного, я пришла к выводу, что если пленка имеет какое-то значение, то вовсе не потому, ЧТО на ней изображено. Дело, видимо, было в том, КТО фигурировал на этих кадрах. Я вглядывалась в лица мужчин, ни одного из них ранее видеть не приходилось. Трое были довольно молодыми ребятами, возможно, слишком серьезными для дружеской пирушки. Из тех, что на переднем плане, один был мужчиной лет сорока – сорока пяти, лысоватый, с умным и приятным лицом. Почти на всех фотографиях он широко улыбался своему другу: тот был много моложе, лицо симпатичным не назовешь, скорее примечательным, резкие черты, насмешливый взгляд, а на верхней губе очень неприятный шрам, придающий лицу нечто зловещее. Женщины тоже наводили на размышление: макияж и манера одеваться указывали на то, что это представительницы древнейшей профессии. Денис лез под руку, пыхтел как паровоз и силился кого-нибудь узнать.
– Ну и что? – наконец спросил он, глядя на меня с таким видом, точно ожидал, что я сию минуту открою ему какую-то страшную тайну. Ни одной тайны на примете у меня не было.
– Ничего, – пожала я плечами. – Но разгадка в этих самых фотографиях.
– Дай-ка я еще раз посмотрю, – проворчал Денис, сгребая снимки себе на колени. На одном он задержал взгляд. – Вот этого парня я знаю, – убежденно заявил он, – то есть не знаю, а видел. У него «Фольксваген» длинный такой, он живет около рынка. Я ему машину мыл. Крутой. Вовка говорил, бандит. Пушку у него я своими глазами видел.
– А этот, со шрамом? – на всякий случай спросила я.
– Не-а. Этого не видел.
Я призадумалась: если на фото бандиты (где один, там и другие) и проститутки… то почему тогда два милиционера предположительно из-за этой пленки убивают человека? Уж, верно, не из-за того, что запечатлены на ней скромные бандитские посиделки. Выходит, кому-то из этих двоих главных действующих лиц пленки быть среди этой публики не положено. Возможно, старший – это милицейский чин. Тогда все выглядит вполне логично: предположим, этот лысоватый, являясь ответственным работником, якшается с
